Нидерланды, Амстердам. На лавочке возле подъезда сидят бабки – вульгарный макияж, пестрые крашеные волосы, короткие юбки, черные колготки в сетку, высокие каблуки, пирсинги, наколки, длинные гелевые ногти в ярких расцветках, пластмассовая бижютерия. Запах дешевого парфюма перемешался с дымом от сигарет. Трут за жизнь.

Из подъезда выходит молодая, красивая, скромно одетая девушка, равнодушный взгляд скользит по состарывшимся шлюхам, и она молча удаляется.

– Во, целка пошла! – ей всед презрительно бросает одна бабка.

– Да она и травку ни разу не пробовала. – подхватывает вторая.

– Какая там нахрен травка? – добавляет свое ценное мнение третья. – Я ее и с обычной-то сигаретой ни разу не видела.

– Вот увидите, солнце еще не сядет, как она вернется. – ворчит четвертая. – А сегодня, между прочим, суббота.

– Строит из себя хрен пойми чего! – резюмирует пьятая.

– Ой, да эта современная молодежь... – заводит шарманку шестая. – Помню, я в ее годы даже по будням, бывало, по полштуки евро из клуба приносила. Про выходные вообще молчу – успевай только рот сполоснуть. А эти... Сидят на шее у родителей. Учиться они хотят, ну-ну. Знаю я этих, им лишь бы ничего не делать.

И до вечера продолжается обсасывание косточек нынешней молодежи – как всей в целом, так и каждой мало-мальски знакомой особи по отдельности.

— Ты вообще следишь за собой?

— Конечно!

— Что-то не видно.

— В этом и смысл слежки.

Сахалин? Алло?

Здеся, здеся.

Что решили?

Все хоросе-до, все хоросе-до.

Горосуем.

Что голосуем? Чего вдруг?

К Японии переходим, да, всеобщим тайным горосованием.

И как разделились голоса?

Никак не раздерирись. Единограсно к

Японии.

Против есть?

Есть, есть, японаци против, но уже позадно, мы уже присоединирися

М. Жванецкий

Месть за все, что вам пришлось пережить: постарайтесь прожить как можно больше, чтобы досадить вашим детям.