— С вас 355 рублей и 55 копеек, — сказала кассир.

Дед достал видавший виды кошелек, долго в нем копался и после выложил купюры.

Кассир отдала деду чек.

— И что, сынок, вот так сидишь сиднем целый день, ты бы работу нашел лучше, — дед внимательно смотрел на охранника.

Охранник повернулся к деду:

— Ты что издеваешься, дед, это и есть работа.

— Аааа, — протянул дед и продолжил внимательно смотреть на охранника.

— Отец, вот скажи мне, тебе чего еще надо? — раздраженно спросил охранник.

— Тебе по пунктам или можно все сразу? — спокойно ответил дед.

— Не понял? — охранник повернулся и внимательно посмотрел на деда.

— Ладно, дед, иди, — сказал он через секунду и опять уставился в монитор.

— Ну, тогда слушай, двери заблокируй и жалюзи на окна опусти.

— Непо… — охранник повернулся и прямо на уровне глаз увидел ствол пистолета.

— Да ты чего, да я щас!

— Ты, сынок, шибко не ерепенься, я с этой пукалки раньше с 40 метров в пятикопеечную монету попадал. Конечно сейчас годы не те, но да и расстояние между нами поди не сорок метров, уж я всажу тебе прямо между глаз и не промажу, — спокойно ответил дед.

— Сынок, тебе часом по два раза повторять не нужно? Али плохо слышишь? Блокируй двери, жалюзи опусти.

На лбу охранника проступили капельки пота.

— Дед, ты это серьезно?

— Нет, конечно нет, я понарошку тыкаю тебе в лоб пистолетом и прошу заблокировать двери, а так же сообщаю, что грабить я вас пришел.

— Ты, сынок, только не нервничай, лишних движений не делай. Понимаешь, у меня патрон в стволе, с предохранителя снят, а руки у стариков сам знаешь, наполовину своей жизнью живут. Того и гляди, я тебе ненароком могу и поменять давление в черепной коробке, — сказал дед, спокойно глядя в глаза охраннику.

Охранник протянул руку и нажал две кнопки на пульте. В зале банка послышался щелчок закрывающейся входной двери, и на окна начали опускаться стальные жалюзи.

Дед, не отворачиваясь от охранника, сделал три шага назад и громко крикнул:

— Внимание, я не причиню никому вреда, но это ограбление!

В холле банка наступила абсолютная тишина.

— Я хочу, чтобы все подняли руки вверх! — медленно произнес посетитель.

В холле находилось человек десять клиентов. Две мамаши с детьми примерно лет пяти. Два парня не более двадцати лет с девушкой их возраста. Пара мужчин. Две женщины бальзаковского возраста и миловидная старушка.

Одна из кассиров опустила руку и нажала тревожную кнопку.

— Жми, жми, дочка, пусть собираются, — спокойно сказал дед.

— А теперь, все выйдите в холл, — сказал посетитель.

— Лень, ты чего это удумал, сбрендил окончательно на старости лет что ли? — миловидная старушка явна была знакома с грабителем.

Все посетители и работники вышли в холл.

— А ну, цыц, понимаешь тут, — серьезно сказал дед и потряс рукой с пистолетом.

— Не, ну вы гляньте на него, грабитель, ой умора, — не унималась миловидная старушка.

— Старик, ты чего, в своем уме? — сказал один из парней.

— Отец, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? — спросил мужчина в темной рубашке.

Двое мужчин медленно двинулись к деду.

Еще секунда и они вплотную подойдут к грабителю. И тут, несмотря на возраст, дед очень быстро отскочил в сторону, поднял руку вверх и нажал на курок. Прозвучал выстрел. Мужчины остановились. Заплакали дети, прижавшись к матерям.

— А теперь послушайте меня. Я никому и ничего плохого не сделаю, скоро все закончится, сядьте на стулья и просто посидите.

Люди расселись на стулья в холле.

— Ну вот, детей из-за вас напугал, тьху ты. А ну, мальцы, не плакать, — дед весело подмигнул детям. Дети перестали плакать и внимательно смотрели на деда.

— Дедуля, как же вы нас грабить собрались, если две минуты назад оплатили коммуналку по платежке, вас же узнают за две минуты? — тихо спросила молодая кассир банка.

— А я, дочка, ничего и скрывать-то не собираюсь, да и негоже долги за собой оставлять.

— Дядь, вас же милиционеры убьют, они всегда бандитов убивают, — спросил один из малышей, внимательно осматривая деда.

— Меня убить нельзя, потому что меня уже давненько убили, — тихо ответил посетитель.

— Как это убить нельзя, вы как Кощей Бессмертный? — спросил мальчуган.

Заложники заулыбались.

— А то! Я даже может быть и похлеще твоего Кощея, — весело ответил дед.

— Ну, что там?

— Тревожное срабатывание.

— Так, кто у нас в том районе? — диспетчер вневедомственной охраны изучал список экипажей.

— Ага, нашел.

— 145, Прием.

— Слушаю, 145.

— Срабатывание на улице Богдана Хмельницкого.

— Понял, выезжаем.

Экипаж включив сирену помчался на вызов.

— База, ответьте 145.

— База слушает.

— Двери заблокированы, на окнах жалюзи, следов взлома нет.

— И это все?

— Да, база, это все.

— Оставайтесь на месте. Взять под охрану выходы и входы.

— Странно, слышь, Петрович, экипаж выехал по тревожке, двери в банк закрыты, жалюзи опущенные и следов взлома нет.

— Угу, смотри номер телефона и звони в это отделение, чо ты спрашиваешь, инструкций не знаешь что ли?

— Говорят, в ногах правды нет, а ведь и правда, — дед присел на стул.

— Лень, вот ты что, хочешь остаток жизни провести в тюрьме? — спросила старушка.

— Я, Люда, после того, что сделаю, готов и помереть с улыбкой, — спокойно ответил дед.

— Тьху ты…

Раздался звонок телефона на столе в кассе. Кассир вопросительно посмотрела на деда.

— Да, да, иди, дочка, ответь и скажи все как есть, мол, захватил человек с оружием требует переговорщика, тут с десяток человек и двое мальцов, — дед подмигнул малышам. Кассир подошла к телефону и все рассказала.

— Дед, ведь ты скрыться не сможешь, сейчас спецы приедут, все окружат, посадят снайперов на крышу, мышь не проскочит, зачем это тебе? — спросил мужчина в темной рубашке.

— А я, сынок, скрываться-то и не собираюсь, я выйду отсюда с гордо поднятой головой.

— Чудишь ты дед, ладно, дело твое.

— Сынок, ключи разблокировочные отдай мне.

Охранник положил на стол связку ключей. Раздался телефонный звонок.

— Эка они быстро работают, — дед посмотрел на часы.

— Мне взять трубку? — спросила кассир.

— Нет, доча, теперь это только меня касается.

Посетитель снял телефонную трубку:

— Добрый день.

— И тебе не хворать, — ответил посетитель.

— Звание?

— Что звание?

— Какое у тебя звание, в каком чине ты, что тут непонятного?

— Майор, — послышалось на том конце провода.

— Так и порешим, — ответил дед.

— Как я могу к вам обращаться? — спросил майор.

— Строго по уставу и по званию. Полковник я, так что, так и обращайся, товарищ полковник, — спокойно ответил дед.

Майор Серебряков провел с сотню переговоров с террористами, с уголовниками, но почему-то именно сейчас он понял, что эти переговоры не будут обычной рутиной.

— Итак, я бы хотел…

— Э нет, майор, так дело не пойдет, ты видимо меня не слушаешь, я же четко сказал по уставу и по званию.

— Ну, я не совсем понял что именно, — растерянно произнес майор.

— Вот ты, чудак-человек, тогда я помогу тебе. Товарищ полковник, разрешите обратиться, и дальше суть вопроса.

Повисла неловкая пауза.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться?

— Разрешаю.

— Я бы хотел узнать ваши требования, а также хотел узнать, сколько у вас заложников?

— Майор, заложников у меня пруд пруди и мал мала. Так что, ты ошибок не делай. Скажу тебе сразу, там, где ты учился, я преподавал. Так что давай сразу расставим все точки над "и". Ни тебе, ни мне не нужен конфликт. Тебе надо, чтобы все выжили, и чтобы ты арестовал преступника. Если ты сделаешь все, как я попрошу, тебя ждет блестящая операция по освобождению заложников и арест террориста, — дед поднял вверх указательный палец и хитро улыбнулся.

— Я правильно понимаю? — спросил дед.

— В принципе, да, — ответил майор.

— Вот, ты уже делаешь все не так, как я прошу.

Майор молчал.

— Так точно, товарищ полковник. Ведь так по уставу надо отвечать?

— Так точно, товарищ полковник, — ответил майор.

— Теперь о главном, майор, сразу скажу, давай без глупостей. Двери закрыты, жалюзи опущены, на всех окнах и дверях я растяжки поставил. У меня тут с десяток людей. Так что не стоит переть необдуманно. Теперь требования, — дед задумался, — ну, как сам догадался, денег просить я не буду, глупо просить деньги, если захватил банк, — дед засмеялся.

— Майор, перед входом в банк стоит мусорник, пошли кого-нибудь туда, там конверт найдете. В конверте все мои требования, — сказал дед и положил трубку

— Это что за херня? — майор держал в руках разорванный конверт, — [м]ля, это что, шутка?

Майор набрал телефон банка.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться?

— Разрешаю.

— Мы нашли ваш конверт с требованиями, это шутка?

— Майор, не в моем положении шутить, ведь правильно? Никаких шуток там нет. Все, что там написано — все на полном серьезе. И главное, все сделай в точности как я написал. Лично проследи, чтобы все было выполнено до мелочей. Главное, чтобы ремень кожаный, чтоб с запашком, а не эти ваши пластмассовые. И да, майор, времени тебе немного даю, дети у меня тут малые, сам понимаешь.

— Я Леньку поди уже лет тридцать знаю, — миловидная старушка шептала кассиру, — да и с женой его мы дружили. Она лет пять назад умерла, он один остался. Он всю войну прошел, до самого Берлина. А после так военным и остался, разведчик он. В КГБ до самой пенсии служил. Ему жена, его Вера, всегда на 9 мая праздник устраивала. Он только ради этого дня и жил, можно сказать. В тот день она договорилась в местном кафе, чтобы стол им накрыли с шашлыком. Ленька страсть как его любил. Вот и пошли они туда. Посидели, все вспомнили, она же у него медсестрой тоже всю войну прошла. А когда вернулись... ограбили их квартиру. У них и грабить-то нечего было, что со стариков возьмешь. Но ограбили, взяли святое, все Ленькины награды и увели ироды. А ведь раньше даже уголовники не трогали фронтовиков, а эти все подчистую вынесли. А у Леньки знаешь сколько наград то было, он всегда шутил, мне говорит, еще одну медаль или орден если вручить, я встать не смогу. Он в милицию, а там рукой махнули, мол, дед, иди отсюда, тебя еще с твоими орденами не хватало. Так это дело и замяли. А Ленька после того случая постарел лет на десять. Очень тяжело он это пережил, сердце даже прихватывало сильно. Вот так вот…

Зазвонил телефон.

— Разрешите обратиться, товарищ полковник?

— Разрешаю, говори, майор.

— Все сделал как вы и просили. В прозрачном пакете на крыльце банка лежит.

— Майор, я не знаю почему, но я тебе верю и доверяю, дай мне слово офицера. Ты сам понимаешь, бежать мне некуда, да и бегать-то я уже не могу. Просто дай мне слово, что дашь мне пройти эти сто метров и меня никто не тронет, просто дай мне слово.

— Даю слово, ровно сто метров тебя никто не тронет, только выйди без оружия.

— И я слово даю, выйду без оружия.

— Удачи тебе, отец, — майор повесил трубку.

В новостях передали, что отделение банка захвачено, есть заложники. Ведутся переговоры и скоро заложников освободят. Наши съемочные группы работают непосредственно с места событий.

— Мил человек, там, на крыльце лежит пакет, занеси его сюда, мне выходить сам понимаешь, — сказал дед, глядя на мужчину в темной рубашке.

Дед бережно положил пакет на стол. Склонил голову. Очень аккуратно разорвал пакет. На столе лежала парадная форма полковника. Вся грудь была в орденах и медалях.

— Ну, здравствуйте, мои родные, — прошептал дед... — Как же долго я вас искал, — он бережно гладил награды.

Через пять минут в холл вышел пожилой мужчина в форме полковника, в белоснежной рубашке. Вся грудь, от воротника, и до самого низа, была в орденах и медалях. Он остановился посередине холла.

— Ничего себе, дядя, сколько у тебя значков, — удивленно сказал малыш.

Дед смотрел на него и улыбался. Он улыбался улыбкой самого счастливого человека.

— Извините, если что не так, я ведь не со зла, а за необходимостью.

— Лень, удачи тебе, — сказал миловидная старушка.

— Да, удачи вам, — повторили все присутствующие.

— Деда, смотри, чтобы тебя не убили, — сказал второй малыш.

Мужчина как-то осунулся, внимательно посмотрел на малыша и тихо сказал:

— Меня нельзя убить, потому что меня уже убили. Убили, когда забрали мою веру, когда забрали мою историю, когда переписали ее на свой лад. Когда забрали у меня тот день, ради которого я год жил, что бы дожить до моего дня. 

Меня убили, когда меня предали и ограбили, меня убили, когда не захотели искать мои награды. А что есть у ветерана? Его награды, ведь каждая награда — это история, которую надо хранить в сердце и оберегать. Но теперь они со мной, и я с ними не расстанусь, до последнего они будут со мной. Спасибо вам, что поняли меня.

Дед развернулся и направился к входной двери. Не доходя пару метров до двери, старик как-то странно пошатнулся и схватился рукой за грудь. Мужчина в темной рубашке буквально в секунду оказался возле деда и успел его подхватить под локоть.

— Чего-то сердце шалит, волнуюсь сильно.

— Давай, отец, это очень важно, для тебя важно и для нас всех это очень важно.

Мужчина держал деда под локоть:

— Давай, отец, соберись. Это наверное самые важные сто метров в твоей жизни.

Дед внимательно посмотрел на мужчину. Глубоко вздохнул и направился к двери.

— Стой, отец, я с тобой пойду, — тихо сказал мужчина в темной рубашке.

Дед обернулся.

— Нет, это не твои сто метров.

— Мои, отец, еще как мои, я афганец.

Дверь, ведущая в банк открылась, и на пороге показались старик в парадной форме полковника, которого под руку вел мужчина в темной рубашке. И, как только они ступили на тротуар, из динамиков заиграла песня "День победы" в исполнении Льва Лещенко.

Полковник смотрел гордо вперед, по его щекам катились слезы и капали на боевые награды, губы тихо считали 1,2, 3,4, 5… никогда еще в жизни у полковника не было таких важных и дорогих его сердцу метров. Они шли, два воина, два человека, которые знают цену победе, знают цену наградам, два поколения 42,43,44,45… Дед все тяжелее и тяжелее опирался на руку афганца.

— Дед, держись, ты воин, ты должен!

Дед шептал 67,68,69,70...

Шаги становились все медленнее и медленнее.

Мужчина уже обхватил старика за туловище рукой.

Дед улыбался и шептал. 96,97,98… он с трудом сделал последний шаг, улыбнулся и тихо сказал:

— Сто метров… я смог.

На асфальте лежал старик в форме полковника, его глаза неподвижно смотрели в весеннее небо, а рядом на коленях плакал афганец.