я задыхался и терял сознание из-за перегрузок и когда брат приходил домой с синяками размером с тело. Даже когда я окончательно терял веру в себя, ему хватало несколько слов, чтобы вернуть ее. Он очень гордился нашими успехами. Забегая вперед, скажу, что олимпийскими чемпионами мы не стали, но с братом на двоих у нас парочка кубков, минимум сотня медалей и сотне две грамот. Но я не совсем об этом. Когда я был на сборах в другой стране, позвонил брат и сказал, что отец пережил сильный приступ и лежит в больнице. Я не хочу говорить о своих чувствах, потому что я не хочу никого сильно грузить. Сборы были важными, но меня поняли и я уехал. Мне кажется, что жизнь — это самая ироничная вещь, которую я знаю. Когда отец пришел в себя, когда уже смог разговаривать, мы с братом были в ужасе, потому что максимум, что он мог рассказать о нас – это то, что мы его дети. Из его памяти исчезли большие куски, он очень хорошо помнил свое детство и юность, а остальное почти полностью забыл. Это было трудно, трудно поверить, а еще сложнее было смириться с этим. Нам пришлось познакомиться заново, я рассказывал ему о том, какой мы прошли путь и он очень сильно удивлялся, слушая то с каким восторгом мы о нем говорим. Вряд ли все отцы могут похвастаться этим... Забегая вперед еще раз, я хочу сказать, что отец после приступа прожил мало, до конца жизни он пытался, но не смог ничего вспомнить. Все что он знал о последних двадцати годах жизни, он узнал от нас,
и я уверен, он снова гордился нами так же сильно, как мы восхищались им.