Эту историю рассказал мне знакомый — какой-то там чин в московском

ГАИ. Однажды пришел в какое-то отделение ГАИ какой-то перец с жалобой на то, что в милиции на дорогах работают одни пе[тух]ы.

— Еду я, — говорит, — себе на дачу, тут этот болван меня стопит, наклоняется, говорит — миленький, документы ваши. Ни фига себе, думаю, п%%%р какой.

Ладно, показал, обратно на следующий день еду - тоже стопит, зараза.

Хорошенький, говорит, документы твои... Чуть ему рыло не прижал стеклом за хорошенького... Ладно, показал ксивы, отпустил, падла... На работу вчера еду по тому же шоссе, третий раз какая-то собака палкой машет...

Думаю, ща хоть этот нормальный будет... Сладенький, говорит... Я его послал куда подальше... Жалобу на всякий случай приняли к рассмотрению.

Через три дня из отделения, которому был вверен проезжаемый этим перцем участок дороги, раздался звонок, и трясущийся от ржания голос спросил:

— Это вы про наших педиков спрашивали?

— Ну...

— Блин, передайте тому идиоту, чтобы меньше п@рнухи смотрел! Это фамилии!

Как оказалось, на этом посту посменно, чередуя друг друга, в то время работали три сержанта милиции — Миленький, Хорошенький и Сладенький...

Но подкалывали их еще долго.

Сегодня на перекрестке меня остановила женщина-инспектор ГИБДД, и вопреки логике, доказала, что и среди женщин тоже встречаются пи[тухи].

Москва. Возле очень дорогого валютного ресторана тормозит шикарная тачка с госдумовскими номерами, из которой выходит тов. Зюганов. В ресторане он делает неприлично дорогой заказ, а услужливый официант сразу приносит ему элитное шампанское и дорогущую сигару. Тов. Зюганов смачно отпивает шампанское, смачно затягивается, и говорит: "Хорошо, мать твою!!! Жаль, Ильич не дожил! "

Машина с женщиной за рулём на огромной скорости проезжает под кирпич, трижды пролетает на красный свет, мчится по встречной полосе, проскакивает между двумя грузовиками... За ней милиция, сирены, мигалки, наконец машину прижимают к обочине.

Женщина останавливает мотор и спрашивает мужа, который, полумёртвый, сидит рядом:

— Ну, что — прошла уже, наконец, твоя икота?!