и хлипкие крыши, на которые вряд ли вскарабкаются без обрушения. Палка была хрупкий сухостой, обреченный разлететься без малейшей царапины на потрепанной брезентовой крыше, и уж тем более без всякого вреда для тех, кто под ней находился. Просто веселая проделка. Мы много фехтовали всем двором, в боевом пылу и зафигачил по машине, позаботившись не задеть стекол.
Но газик вдруг ударил по тормозам, из него выскочил довольно пузатый и сердитый дядька в фуражке. Натурально, я дал деру во всю прыть.
Это была самая захватывающая погоня в моей жизни! Даже от гопоты 90-х я не удирал в молодости столь долго и изобретательно. Там был тупой спринт на минуту максимум, а тут скорее марафон или даже, как выражались древние греки, анабасис. В какие бы скопления сараев, новостроек, зарослей садов я не совался, этот чувак обегал по периметру и ждал меня снаружи! Бросался на меня с новой точки!
Когда я выдохся напрочь и был изловлен, он крепко взял меня за руку, хотя проще было за шиворот, и вежливо попросил отвести его ко мне домой.
— Мой дом очень далеко отсюда! — отчаянно вскричал я.
— Ничего, я дойду — флегматично сказал милиционер.
— Я не скажу, где мой дом! — гордо сказал я.
— Тогда сдам в детприемник — меланхолично ответил он — родители пусть ищут сами.
Далекий мой дом находился в четверти часа ходьбы от места поимки, и в минуте езды на газике, который уже припарковался рядом. Милиционер обошелся без него, отправился на пешую прогулку со мной, как крокодил Гена с нашкодившим Чебурашкой.
Никаких воспитательных бесед он со мной не вел, шагал молча. Выставил на публичное позорище для окрестной детворы — попался! Советский милиционер доказал, что он умеет бегать и ловить, несмотря на пузо! А я вот был как поставлен в угол — вместо того, чтобы играть и носиться по двору вместе со всеми, чапал теперь за руку к родителям.
Отец мой, офицер-пограничник, не задал мне ремня и не отвесил оплеухи — в нашей семье это не было принято. Просто глянул на меня так, что у меня навеки отпало желание вытворять подобную мерзость.
Добродушен был и милиционер. Сказал, что никаких рапортов по службе подавать не будет, дело пустяковое. Убыл немедленно.
Сейчас полицейские за детьми вряд ли так бегают. Даже при ударе палкой о крышу своего автомобиля. Тут же сыщутся адвокаты, которые вчинят иск, перебирая между вариантами:
— Ребенку нанесена тяжелая моральная травма! Он был публично унижен и оскорблен! Он не причинил никому никакого вреда, а его преследовали и задержали без вызова адвоката!
— Ребенок был вынужден рисковать жизнью! Загнанный в угол, затравленный, он бросался через торчащие ржавые гвозди, взбирался на заборы и прыгал с них, готовый сломать себе кости!
— Вот доказательства: раны на теле! Несколько синяков и царапин при некоторой помощи фотошопа готовы превратиться в сцену избиения ребенка полицейским.
— И тут еще надо посмотреть, а не было ли педофильского влечения в столь настойчивой погоне за ребенком? Демонстрации своего либидо, что он взрослый легко обгонит малое беззащитное дите? Вот почему он шел с ним пешком, ceксуально взявшись за руку, а не подвез на автомобиле? Почему не сдал в приемник, а отправился к родителям, причинив им невыносимые моральные страдания?
Благодатнейшая тема для нескольких лет судебных разбирательств! Сейчас даже волк в сериале "Ну погоди! " выглядит подозрительно — чего он хотел от зайца, бегая за ним столько серий?
В моем случае, всё дело было разрешено за четверть часа прикольной погони и четверть часа назидательной прогулки. Мы оба отлично размялись, но и выросло более-менее правосознательное дитя.
Племя же адвокатов, запугав полицию, способствует выращиванию бледнолицых рахитов, лишенных дворового подвижного и озорного детства. Сейчас обычно под присмотром взрослых, как на тюремной прогулке. А оставшиеся на свободе дети имеют большой соблазн превратиться в полных отморозков, охренев от своей безнаказанности.