Жена заслуженного морского офицера, адмирала Степана Лесовского – Елизавета Вестман – после смерти супруга получала за его заслуги пенсию от государства.

И вот однажды вдова Лесовского решила снова выйти замуж.

Ну что же, вполне нормальное женское желание.

Если бы только не одно меркантильное стремление – Елизавета, вступая в повторный брак, очень хотела сохранить приличную пенсию своего героического бывшего супруга. Она написала прошение на высочайшее имя о сохранении ей пенсии в надежде, что монарх и Россия "не забыли службу её мужа, адмирала Лесовского".

Но резолюция императора Александра III гласила:  "Ни я, ни Россия не забыли службу почтеннейшего Степана Степановича, а вот вдова его забыла. Отказать".

На репетиции первой оперы Сергея Рахманинова "Алеко" к молодому, ещё никому не известному, двадцатилетнему автору подошел Пётр Ильич Чайковский и смущённо спросил:

— Я только что закончил двухактную оперу "Иоланта", которая недостаточно длинна, чтобы занять целый вечер. Вы не будете возражать, если она будет исполняться вместе с вашей оперой?

Потрясённый и счастливый Рахманинов не смог ответить и молчал, будто воды в рот набрал.

— Но если вы против... — начал Чайковский, не зная, как истолковать молчание молодого композитора.

— Он просто потерял дар речи, Пётр Ильич, — подсказал кто-то из окружающих.

И Рахманинов в подтверждение слов о потери дара речи усиленно закивал головой.

— Но я так и не понял, — засмеялся Чайковский, — против вы или нет. Если не можете говорить, то хоть подмигните...

Рахманинов так и сделал. Подмигнул. Для убедительности несколько раз подмигнул.

— Благодарю вас, кокетливый молодой человек, за оказанную мне честь, — совсем развеселился великий композитор Пётр Ильич Чайковский.

Как–то Никита Владимирович Богословский попросил выдающегося диктора радио времен Великой Отечественной войны Юрия Левитана, того самого Левитана, за голову которого Гитлер обещал колоссальные деньги, того самого Левитана, про которого во время войны ходил анекдот: спрашивают Сталина:

"Товарищ Сталин! Когда война кончится? " — "Левитан скажет".

Так вот, просит Левитана Никита Владимирович нарисовать что–нибудь на листке бумаги. Тот отпирается, говорит, что никогда в жизни не умел рисовать.

— Ну, нарисуй хотя бы домик, ведь это так просто!

Короче говоря, уговаривал он его, уговаривал, и Левитан сдался.

Нарисовал домик, из трубы дымок идет. Такой примитивный, детский рисунок. Никита Владимирович взял этот рисунок, вставил в рамку под стекло, повесил у себя дома и с каждым, кто приходил к нему в дом, на что–нибудь спорил, что это подлинный Левитан.

Евгений Стеблов рассказывает...

Работал в Театре Моссовета пожилой артист дядя Володя Сабуров. Он всю жизнь играл дворников и лакеев. У него была гармошка фотографий, которую он часто разворачивал и с гордостью показывал: вот он с лопатой, вот сапоги подаёт.

Однажды в театре шёл спектакль "Отелло" с Николаем Мордвиновым в главной роли. Перед выходом на сцену дядя Володя затягивался в широкий испанский пояс — почти как в корсет. Дело это нелёгкое: в ход идут даже ноги. Ему помогала костюмерша тётя Шура.

— Дядя Володя, не туго? — спрашивала она.

— Ничего, — отвечал Сабуров, — пропердимся!

И вот Отелло произносит знаменитые слова: "Ты перед сном молилась, Дездемона? " — и душит Дездемону. Входит лакей дядя Володя и... исполняет в точности, о чём говорил. Поскольку артистом он был средним, то не нашёл ничего лучше, как произнести свой текст: "Тут слова бессильны...".

После спектакля Сабуров постучался в гримёрную к Мордвинову и виновато проговорил:

— Николай Дмитрич, я тут давеча. .. Так ведь я не нарочно.

С этой фразой он обошёл всех актёров театра.