насыпи до этого островка. Второй иногда пользовались для завоза на выработаные делянки саженцев. На второй ветке стояла деревня, жители которой имели приработок — они вырезали из дерева ложки, кружки, тарелки, подносики. Сделанное отвозилось в село километров за 30. В селе жили несколько художников (мазил по-местному), раскрашивавших и реализовывавших продукцию подпольным путем через неких барыг. Деньги передавались резчикам, те расплачивались с мазилами, и все шло по новому кругу. Руководство леспромхоза знало, но не трогало резчиков в обмен на заказы-подарки для всякого рода проверяющих.

И вот однажды очередная партия готовой под раскраску утвари подоспела затяжной весной, когда русские проселки превращаются в полосу препятствий даже для трелевщика. Надо отправлять тарелки-ложки, а трактора, как на грех, заняты на дальних делянках. Тю! А нафиг нам трактор, когда рельсы прямо по деревне идут? Кто-то на работе договаривается с машинистом ТУ-2 о том, что тот в субботу приедет и заберет товар, а потом поедет в село и отдаст мазилам.

Благословенные советские времена! Простые и в чем-то добрые.

Машинист в субботу сует сторожу депо синенькую, спокойно выводит тепловоз и уматывает в лес. Сам переводит стрелку — на УЖД это частое явление — и заезжает на ветку. Товар грузится в нерабочую кабину, а, кроме того, кучеру локомотива передается 150 рублей — это оплата труда мазил плюс возврат старого долга.

150 советских рублей — это были большие деньги! Не мульон, конечно, но приличные. Машиниста элементарно заела жаба. Каким-то чертям с кисточками 150 рэ за сидение на заднице в теплой избе, а он тут терпит мучения под всеми ветрами и по уши в соляре за примерно такую же сумму в месяц.

Выехав на магистральный путь, он поехал не в село, а домой. По дороге утопив в болоте мешки с любовно вырезаной утварью. А полторы сотни согрели карман и утихомирили совесть.

Через некоторое время резчики, не дождавшись денег, поехали по подсохшей дороге к мазилам:

— Где?

— Что?

— Деньги где?

— За что???

— За товар!

— Где?

— Что где?

— Товар где?

Короче, разговор слепого с глухим. До мордобоя не дошло, но известие, что товар пропал и деньги тоже, совершенно не обрадовали ни тех, ни других.

К машинисту, конечно, пришли. Хоть из другого села, но ЛПХ-то один.

— Где??

— Ничего не знаю. Ни фига вы мне не давали, лок стоял в стойле, как положено по трудовому законодательству, и вообще — валите отсель, спекули треклятые, пока в ОБХСС не позвонил!

Поскольку Советская Власть очень не любила предприимчивость, резчики отвалили. ОБХСС могла прижать всерьез и всем плевать, что люди не украли ни щепочки, а резали своими руками после тяжелой работы.

Морду бить — можно, но не выход, ибо участковому тоже палки нужны, а заполучить "бакланку" из-за такого урода — ну нах!

Месть была исполнена лучше. Один тепловоз в ЛПХ каждый день стоял, как запасной. По очереди. Люди спокойно дождались, когда под "вспомогач" встанет ТУ-2 негодяя, сговорились с другим машинистом, и тот, связавшись с диспетчером, сообщил о поломке дизеля. Со станции был выслан резервом (т. е без вагонов) ТУ-2 с мерзавцем и его помошником.

Мстители провели тяжкую работу. Они заранее восстановили примерно пятидесятиметровый путь от заблокированной стрелки на магистрали до останков заброшенной ветки. И перевели стрелку ломиком. Тепловозик влетел на старый путь, и стрелку за ним тут же закрыли.

Вокруг лока появились мужики с нехорошими мордами и разным тяжелым инструментом. Вор сообразил, что стоит вылезти из лока — и ему пипец.

Вокруг лес, болота, до ближайшей делянки, где есть хоть какое-то начальство, километров 20. Он попытался связаться с диспетчером, но отчего-то (я не понял по рассказу очевидца) не вышло. Мужики начали постукивать ломами по двери за кабиной. И машинюга принял единственное решение. Он поехал. Вперед. Куда ведет эта ветка, все давно забыли. Он, верно, рассудил так: куда-нибудь доеду, а если и нет, так отстанут.

Скорость не превышала 10 км/ч, тепловоз тащился вглубь заповедной чащи. Стоило остановиться, и снова показывался эскорт, следовавший за локом на самодельной дрезинке. На одной остановке спрыгнул помошник — его не тронули, но и не отпустили. Чтобы не привел, кого не надо. Дорога пошла под уклон, машиниста осенило: разогнаться чуток и резко тормознуть, чтобы народ на "бешеной табуретке" побился и убрался. Ну, а назад он сам вернется и стрелку переведет без проблем.

Он и поддал газу, хотя тепловоз угрожающе раскачивался на ржавом пути.

На относительно небольшой, но все же достаточной скорости ТУ-2 проскочил болото и вылетел на островок, где рельсов уже не было, но в траве этого не заметишь. И сел тут же. Намертво. Машинист простился с жизнью — в этих болотах танковые армии пропадали, хрен ли там какой-то тепловоз! Но дрезина уходила. Машинист не верил в чудесное спасение. Из болота он выходил несколько часов. А когда вышел к стрелке — обалдел. Ветка с магистралью НЕ соединялась. Ржавый полузаросший путь обрывался метрах в пятидесяти от бывшей стрелки.

На старой насыпи лежала густая листва, красноречиво говорившая что последний паровоз тут прошел лет десять назад.

А теперь представьте вааламова осла, расказывающего начальнику дороги о волшебных рельсах и тепловозе в болоте! Начальник обалдел. Поехал на место. Да, болото. Да, старый путь без наката. Да, островок, бывший некогда разъездом, но рельсов там давно нет. И как данность — не новый, но неповрежденный тепловоз ТУ-2 посередине.

Рассказ пришлось повторять для директора, главного инженера и собранной комиссии. Комиссия осмотрела промежуток меж веткой и стрелкой и сделала вывод, что путь тут последний раз был лет -надцать назад.

Машиниста замучили. Весь ЛПХ, вплоть до последнего сучкоруба, считал своим долгом прицепиться к нему, где угодно, и выспрашивать Как? и Зачем? Была версия, что трактором, но вот зачем — это не объясняло.

В конце концов, машинист уволился и уехал чуть ли не на другой конец СССР.

Тепловоз списали, поскольку вытащить его с островка было невозможно. Тяжелая техника сама норовила булькнуть в трясину.

Давно нет ЛПХ и сняты рельсы, а депо обратилось в развалины.

А он стоит. Там же.