— Потому что в субботу состоится акция протеста, митинг оппозиции, на котором я, как гражданин и прогрессивно мыслящий человек, не могу не присутствовать.

Ну, может он не дословно так сказал, но смысл понятен.

— Кстати, — добавил он. — Если я там кого-то из вас совершенно случайно встречу, тот может расчитывать на зачет автоматом на месте.

Ну, и вот значит, суббота, пёстрая колонна митингующих, оцепление, хмурый омон, все дела. И профессор, с белым бантом на груди, плакатом "Свободу учредительному собранию" (или что там пишут в подобных случаях, я не особо в теме), движется неспеша в колонне единомышленников. Вдруг слышит, вроде зовёт кто. Остановился, обернулся, нет никого. Только собрался идти дальше, и тут в оцеплении возникает брешь, оттуда появляется рука, берёт его за шиворот, и рывком выдёргивает за оцепление. Щиты смыкаются, словно вода за камнем, и как бы вот только что был профессор, и уже сразу нет.

Он уже открыл было рот, чтобы возмущенно прокричать "Что вы себе позволяете! " и привлечь внимание, — глядь, стоит перед ним боец, в полной выкладке, в одной руке автомат, в другой зачетка.

— Профессор, вы обещали!

* * *

Говорят, после этого профессор стал ещё въедливей и принципиальней, а фраза "зачёт автоматом" навсегда исчезла из его лексикона.

Выясняется, что студент-сириец не сделал домашнее задание. Объяснил, что просто забыл. На что бабулька-коллега, не задумываясь о последствиях, хмыкнула: — "Ну, память-то девичья, да, Саид? "

Мужик-мусульманин этого не перенёс. Выпучил глаза, изошёл пятнами и принялся орать. — Я ни девичка! Я мужчина! Ни девичка! Ни девичка!

Никакие попытки объяснить, что просто идиома такая, успеха не имели. Так и орал, пока самому не надоело. Стоял в полуприседе, сжав кулаки, и орал.

Горячий и гордый народ.

***

Зимняя сессия.

Огромный, выше двух метров, чернокожий студент сдаёт экзамен по языку специальности – география.

Стоит перед комиссией у доски с картой мира. Волнуется.

— Болша часта баверхнасти зимыли пакырыта вада. Вадами. Брастите, вадой.

Комиссия понимающе кивает.

— Набрымер, ыздеси накодытса Сивэра-лидавытный акиан.

Африканский гигант водит указкой по верхнему краю карты.

— А скажите… — раздаётся дребезжащий голосок председателя комиссии, пожилой доцентши.

[мав]р испуганно таращит глаза и замирает.

Старушка-доцент роется в ведомостях.

— Скажите, пожалуйста… — бормочет она, отыскивая имя студента.

Находит.

Студента зовут Муддака Бартоломэо Мариа Черепанго.

— Скажите, — решает обойтись без имени председатель комиссии. – А почему этот океан называется именно так – Северный Ледовитый океан?

[мав]р с минуту думает, разглядывая карту, потом переводит свой взгляд на окно.

За окном метель. Мрачные январские сумерки. Ночью обещали минус восемнадцать.

Большие, слегка желтоватые глаза печально смотрят на комиссию.

— Бадаму то иму холана. Очин холана.

***

Занятие по фонетике.

На доске — известное с детства: "Шла Саша по шоссе и сосала сушку".

Студенты – шесть китайцев и один турок, пробуют повторить.

У турка со свистящими и шипящими никаких проблем, быстро освобождается и роется в словаре.

Китайцы худо-бедно тоже справляются с любительницей сушек. Но особенность их менталитета – всему нужен буквальный перевод.

— Что это – "сосала"? – спрашивает одна китаянка меня.

Турок водит пальцем по страничке словаря и зачитывает вслух:

— Сосать, отсосать, подсосать, высосать!

Изумлённо поднимает брови и уважительно цокает языком.

Это тебе не турецкое "шургум-бургум бердык-кирдык". Это – русский язык.

***

Письменные перлы, которыми снабжают студенты – особая вещь.

Здесь и глубина мысли:

"Чем больше я изучать, тем я меньше много".

"Уничтожать природу – задача важная. Поэтому я хочу стать ветеринарном. Моя сестра – тоже собака-врач. Это важно для жить".

И особое видение нашей истории:

"Ломоносов – великая учёный. Толко он мог придумать такая трудная грамматика".

"Командовал русской аримией генерал Михаил Кукурузов".

И просто своеобразный "олбанцкий":

"Все в моей семье говорят по франкодзу суки".

"Я всегда педерил девушкам цветы иконведы".

"Вчера с друзьями я выл в театре".

"Я наблудил это в микроскопе".

***

Работу свою я люблю.

Среди поздравительных открыток, подаренных мне студентами, любимая у меня — полученная на день рождения в первый год работы:

"Дорогой брибодаватель! [ман]давляем Вас, мадам Вашу мать! "