замуж за него не пошла. И перестал горевать Серёжа днями-ночами и решил он больше никому никаких предложений не делать. Один решил жить, без Алл, Люсь и даже без Леночки из Чебоксар.

А жить он стал весело и счастливо, на охоту и рыбалку ездить без разрешения, пиво пить и лук с чесноком есть, посуду за собой не мыть и носки разбрасывать по всей квартире, крышку унитаза не опускать и девушек домой приводить. А ещё он сериалы по телевизору вообще не смотрел и Стаса Михайлова не слушал, в магазин ходил, когда захочется, а, когда не хотелось, на диване лежал и чесался везде, как животное. И пылесосил, когда грязно, а не по субботам, и мусор выносил не по утрам, а когда его, мусора, много становилось. А старые газеты на шкаф складывал. И по магазинам седьмого марта не бегал. И даже зарплату никому не отдавал, а на себя тратил, на друзей да на женщин разных. А как он в ванной блатные песни пел! И никто ни разу ему не сказал, что б он заткнулся и что у него слуха нет. И нервы у него крепкие были, и кудри чёрные, и зрение хорошее, и даже сердце никогда не болело. И когда исполнилось ему сто лет, он умер от старости, а не от какой-нибудь язвы. И в гробу лежал счастливый-счастливый и улыбался, хотя вокруг все плакали, особенно женщины разные…

Вот какую красивую сказку я сочинил. Я б ещё написал, но скоро моя Леночка из Чебоксар вернётся, а у меня пол не вымыт, курица не сварена и ковёр не вытрясен. И полочку я какую-то на кухне не повесил, и комнату не проветрил, и Руслану не сказал, что он алкаш и что б он больше мне не звонил со своим дурацким футболом под пиво. А сказка хорошая получилась… Эх…

Илья Криштул

В общем, прусь я однажды с утра на медовые ингаляции (на дыхалку я слабоват). А ингаляторий находится аккурат напротив гинекологического кабинета. И в ингаляторий небольшая очередь, а к гинекологу — тетушек пятнадцать (прием еще не начался, а они уже сидят — потому что теток много, а гинекологов не хватает, и все хотят успеть в назначенное время, а то потом не примет).

Сажусь я напротив этих тетушек и замечаю на их лицах какое-то странное напряжение. Ну, думаю, все-таки больные дамы, да и процедуры лечебно-гинекологические, поди, не из самых приятных. Тут подбегает еще одна тетка в спортивном костюме, с пакетиком, с полотенцем — видно, бежала из лечебной сауны, боялась не успеть. Спрашивает:

— Кто крайний?

Тетки молчат и судорожно так улыбаются.

— По записи, — отвечают ей.

— А я вот на это время и записана, — с наездом говорит прибежавшая.

— Идите, идите, — вежливо говорят тетки, — Мы все записаны позже.

И лыбятся так придавленно.

Тетка ушам не верит, ломится, счастливая к двери. Дверь как раз открывается и выходит ей навстречу парень лет 25 в белом халате.

Тетка его деловито спрашивает — доктор, дескать, пришел ли уже?

А он говорит:

— Я доктор, проходите.

Тетка по тормозам. Лицом краснеет и начинает бочком-бочком от него отползать, отстраняясь пакетиком.

А парень понимающе берет ее под локоть, приобнимает, заводит в кабинет и, прежде чем закрыть дверь, говорит театральным шепотом:

— Не бойся, я глаза закрою!

Никогда астматики в этом ингалятории не ржали с такой мощью своих легких.