— А вы это, давайте, располагайтесь в грузовом.
— Ты смеешься? Где? Он завален весь под потолок.
— Ну, где-нибудь с краю, там вон сиденья даже виднеются.
— Да мы задохнемся там и замерзнем.
— Не, не. Даже не так будет. Мы сначала замерзнем, а потом
задохнемся.
— Да ни хрена с вами не будет, мы низко полетим.
Лететь надо было на Ан-12, впрочем, как обычно. Но в гермоотсеке нам в этот раз места не хватило. Туда сразу, как огурцы, набились какие-то попутные отцы-командиры. А мы готовились пару часов "наслаждаться" гулом двигателей, низкой температурой и отсутствием кислорода в грузовом отсеке. Но кряхтеть перестали, как только узнали, что сразу после взлета нам будут предложены элитные напитки нового урожая. Урожай, на этот раз, собрали с правого борта высотного истребителя-перехватчика.
Взлетели. Минут через двадцать пол в самолете стал горизонтальным, и мы развинтили канистру.
"Не напиваться", — предупредил старший. Хлопнули по стакану и закусили яблоками. Канистру убрали от греха, люди разбрелись по салону, а я полез в хвост, пописать в щель грузового люка. Щель оказалась ничего себе так.
Пописал, уронил туда яблоко, и стал разглядывать внизу кораблики (над морем летели). Вдруг подумал, что створки люка открываются вниз, и сразу перестал на них подпрыгивать. Пошел обратно к людям.
В салоне тем временем уже возникли клубы по интересам. В одном углу бились в карты, в другом — в шеш-беш, остальные — как будто спали. И только Сашка никак не мог найти себе компанию, переползая от одних к другим, через кучу наваленного как попало, но хорошо привязанного оборудования.
Нехотя разбавленный спирт уже вовсю плескался в его молодой голове и никак не давал покоя.
Я нашел себе укромное место, сел, поднял воротник, закрыл глаза и притих. Не спалось, на душе было тревожно. Летать я вроде никогда не боялся, но на днях у нас тут случилось. Взлетая, упал в море Ил-76 с десантниками, все погибли, поговаривали, что из-за некачественного топлива. А мы как раз и летели на этот аэродром. "А потом еще обратно надо", — думал я.
Вдруг я очнулся от какой-то возни. Открыл глаза, вижу — мимо меня в хвост пробирается Сашка. Наступает мне на ногу, шевелит губами, поддатое лицо извиняется и даже пытается стать виноватым. Спрашивать, куда пошел, бесполезно, гул не перекричать. Поэтому, просто отмахиваюсь от него рукой. Наверное, тоже писать захотел.
Проходит еще немного времени. И в самолете начинается апокалипсис.
Внезапно настежь распахивается дверь в гермоотсек, из нее с перекошенным лицом вываливается борттехник, спотыкается, падает с размаху на гору оборудования и быстро ползет по ней. Кричит по дороге что-то, его никто не слышит, но жутко становится всем. Замираем в своем непонимании и наблюдаем. Когда он преодолевает половину кучи, в дверях появляются еще и летчики.
"Оба, твою мать", — быстро считаю в уме я. Что это? Б%я. А эти куда?
Нехорошие предчувствия превращают весь ливер в животе в холодец. Лица у летчиков такие, что никаких сомнений по поводу ситуации вообще не остается. Волосы у меня встают дыбом, когда и они бросаются вслед за техником.
"Кто первый доползет, того и парашюты" — пронзает меня догадка. На дрожащих ногах приподнимаюсь, и вижу, как уже добравшийся борттехник вытаскивает нашего Сашку из хвостовой кабины стрелка.
"А все-таки он сумел состряпать виноватое лицо", — думаю я немного погодя, когда на него орут и трясут уже все трое.
Потом "потрясенного" Сашку летчики сдают на поруки старшему, орут уже на него, и уходя обратно, хлопают дверью. Охеревший народ потихоньку начинает подтягиваться в кучу, узнать, что случилось. Для борьбы с навалившимся стрессом опять появляется канистра.
Перекрикивая шум, выясняем. А случилось вот что. Сашка от скуки забрался в хвостовую гермокабину стрелка. Посидел там, потом стал нажимать всякие кнопочки, щелкать тумблерами, давить на гашетку. Летчики сразу поняли: в хвосте — самозванец. Выкурить его оттуда был послан борттехник.
И все бы ничего, но в это время Ан-12 нагнал наш истребительный полк.
Командир полка с ведомым снизились, покачали нам крыльями и по радио напомнили, что техническому обеспечению перелета полка надо бы поторапливаться.
Вот. Но техник был еще в пути, а Сашка в кресле стрелка уже разошелся не на шутку. Он нашел там забытый кем-то шлемофон, надел его, и как раз сейчас расправлялся с американскими асами в голубом небе Вьетнама. Ну, и в разгаре боя, незаметно для себя, щелкнул нужным тумблером и вышел в эфир.
Наш командир, наверное, сильно удивился, когда вместо привычного ответа:
"Есть, выполняю", вдруг услышал крик: "А-а-а, суки, окружаете. Ну, ничего, сейчас я вам покажу, как Родину любить. Тра-та-та-та-та".
Ну, тут уж подорвались все.
В общем, не скучали в полете. А на аэродроме том нас почти никто и не встречал. Кроме командира полка. Он один стоял у трапа. Мрачнее тучи.
"Ну, давай Саня, иди уже", — и старший первым подтолкнул на трап нашего "стрелка-радиста".
