Если вы договариваетесь с собой — это эгоизм, если нет — шизофрения.

В советские годы я одно время постоянно ходил стричься в одну парикмахерскую.

Раз подхожу и вижу на дверях объявление о том, они переезжают на новое место. Спрашиваю у своей парикмахерши – что это значит? Во время стрижки она мне всё объяснила.

Дело в том, что эта парикмахерская расположена на первом этаже блочной пятиэтажки (она до сих пор там работает). А на втором этаже прямо над парикмахерской жил один вредный старичок, который беспрестанно писал жалобы во все инстанции о том, что в его квартиру проникает запах и сырость из парикмахерской. Требовал её закрыть. Администрацию замучили разные комиссии, предписывающие для проформы что-то сделать. Тогда они в конце концов сделали такой ход – через бабушек, сидящих у подъездов, пустила слух о том, что сюда переедет пункт приема стеклотары, у которого в шесть часов утра будут собираться все местные алкаши с авоськами, полными пустых бутылок, бить кулаками в закрытые двери и кричать: "Открой! Трубы горят!".

Старичок сменил тему своих жалоб – стал просить, чтобы парикмахерскую не выселяли.

И добился-таки своего!

Когда мне было десять лет, я углублённо занималась музыкой, жила ею. Накануне восьмого марта я вдруг заболела. Все подумали, что это простуда или грипп, лечили дома соответствующими методами. Но мне становилось всё хуже, высокая температура никак не сбивалась. Помню, я лежала в полубреду, потом вдруг встала и пошла на кухню, где моя семья тихо отмечала праздник, все за меня переживали. Потом я упала и ничего не помню. Очнулась только через две недели. Оказалось, у меня была краснуха, прививку от которой мне забыли поставить врачи. Она вызвала осложнение — энцефалитный менингит. Была клиническая смерть. Пока я находилась между двух миров, родители в забытьи и истерике просили врачей спасти меня, на что те отвечали: "Если она вдруг и выживет, то останется инвалидом, вам придётся кормить её с ложечки и возить в коляске". Я выжила, быстро пошла на поправку и через два месяца возобновила свои занятия музыкой. Врачи разводили руками и говорили: "Чудо". В тот период, кроме меня, точно так же заболели ещё две девочки моего возраста из моего города с таким же осложнением. Одна умерла, вторая осталась инвалидом. У меня же никаких последствий. Я стала профессиональным музыкантом — это чудо. Уже 20 лет живу за троих.

Врачи поставили моему другу диагноз, с которым не живут больше двух лет. Полтора года он жил обыкновенной жизнью, но скрывал дикую боль ото всех, кроме меня. Меня съедало изнутри то, что я не могу никак ему помочь, а времени с каждым днем становилось все меньше и меньше. Все это время я копила деньги, чтобы отвезти его посмотреть на море, так как он никогда его не видел, но я знала, что он очень этого хотел. Когда болезнь начала показывать себя, он терял сознание, практически не выходил из дому. Я приходила к нему, мы играли в игры, читали друг другу вслух рассказы Брэдбери, я готовила еду, он всегда шутил, что, скорее умрет от моей еды, чем от диагноза. Спустя какое-то время я купила билеты на поезд, взяла с собой все медикаменты, которые могли бы пригодиться, пришла к нему, чтобы обрадовать его, но мне никто не открыл. Он не стал дожидаться, пока болезнь убьет его и сам ушел из жизни. Милиция передала мне короткую записку, где он очень извинялся передо мной и уверял, что он умер не из-за моей еды. С тех пор прошло много лет, но я дословно помню последнюю строчку его письма: "Люди так любят ездить на море, но почему-то не замечают, что у них внутри разливаются целые океаны".