Ему позвонили одноклассники и позвали отметить 25-летие окончания школы.

Миша и еще трое школьных друзей тыркаются в пробке на Проспекте мира, явно не успевая к началу застолья.

Звонят бывшей своей старосте, чтоб начинали без них, но оказалось, что она и сама опаздывает.

За окнами медленно проплывает переполненная остановка и вдруг Миша кричит:

— Тормози! Смотрите, там в толпе стоит наша староста Верка! Вроде она.

Остановились, пригляделись сквозь затемненные стекла джипа, хоть за 25 лет она неслабо изменилась, но мужики поняли - точняк она.

Настроение было игривое и "мальчики" решили пошутить...

Миша вышел из машины, подошел к Верке вплотную и сказал:

— Девушка, Вы мне очень понравились, садитесь, я Вас покатаю.

Одноклассница с перепугу — в упор его не узнала, промямлила, что на улице не знакомится и гордо отвернулась.

Друзья поддержали шутку, выскочили из машины, за руки – за ноги подхватили свою брыкающуюся старосту и молча понесли к страшному затемненному джипу. Бедная Вера царапалась и орала, как перед смертью:

— Люди, чего же вы смотрите! Помогите! Убивают! Милиция!

Отступать уже поздно, "Шутку" так или иначе нужно было довести до конца – бедную женщину грубо загрузили в машину, даже плащ дверью зажали. Все запрыгнули и рванули подальше от того места.

Когда староста в машине наконец узнала своих балбесов – одноклассников, она чуть не поубивала их своей сумочкой... потом конечно на радостях простила.

Но самое ужасное в этой истории было то, что от той остановки (на которой стояла огромная толпа в ожидании троллейбусов и маршруток), до МКАДа, джип тащился в пробке еще не менее часа, но ни вертолетов, ни полицейских машин с мигалками, ни даже одинокого гаишника, храбро бросающегося с палкой наперерез, они так и не дождались.

Остановка не заметила потери бойца...

Его в фирме допросили с пристрастием — куда ездил, с кем общался, какие беседы вел? Игорь, вообще-то мужик ответственный и с безукоризненным вкусом, все обстоятельно рассказал. Придраться вроде бы не к чему.

Фирмачи в недоумении.

Тогда они пригласили крупного япониста и попросили Игоря при нем все рассказать по-новой. Игорь повторил все в деталях.

Японист, слушавший его со скучным лицом, вдруг оживился:

— А когда вы ели рыбу, то издавали какие-то звуки?

— Упаси господи! — возмутился Игорь, имевший гарвардский диплом.

— То есть, даже не чавкали? — настаивал японист.

— Конечно, нет.

— И этим вы оскорбили хозяев, — пояснил именитый джапанолог. — Чтобы доставить удовольствие хозяевам, в Японии за едой принято громко чавкать. Чем громче, тем лучше.

. .. Поехавший в Токио следующий сотрудник фирмы подписал контракт без проблем.

Одна из сцен: царь (его играл Черкасов) у себя в кабинете, тут же его первая жена (ее играла Целиковская). Надо сказать, что первый брак Грозного был счастлив для обоих; он тогда был правителем эффективным и результативным. Но ее безвременную кончину Грозный пережить так и не смог; у него, что называется "крыша поехала" со всем вытекающим.

Итак, Грозный с женой, атмосфера веселая и благожелательная. Тут у царя начинается эпилептический припадок, он без сознания валится на пол. Она знает, какую помощь нужно оказать, знает, что это пройдет, надо только подождать. А сама тем временем (ну, женское же любопытство) начинает копаться в бумагах на столе. А бумаги-то царские, государственные, а царь хоть и муж любимый, но все же – Грозный. Потом она вдруг оборачивается и видит, что Грозный уже очнулся и смотрит на нее. Тут, по замыслу, на ее лице должны были отразиться изумление, ужас и радость одновременно. Но – никак не выходит. Сняли множество дублей, пленка заканчивается, переругались все. Людочка в истерике бьется, вопит, рыдает: "Ну не могу я так! Не могу!!! Это вообще невозможно! "

Эйзенштейн свирепеет: "Нет, можешь, с@ка, можешь! Можешь, б%%%ь такая! ТЫ это МОЖЕШЬ, и я докажу тебе, что можешь! "Зовут врача – привести Целиковскую в работоспособное состояние, а Эйзенштейна тем временем осеняет.

Был у них в группе отставной флотский боцман. Крепыш, здоровяк, и статей соответствующих: елдак (прошу прощения – пенис) в рабочем виде с небольшое полено. Эйзенштейн с ним пошептался, денег посулил.

И вот, опять: "Дубль такой-то! Мотор! Начали! "Черкасов бухается на пол, отдыхает; Людочка роется в бумагах на столе. А боцман тем временем тихонечко ставит табуретку сзади-сбоку от нее и чуть впереди камеры, но так, чтобы в кадр не попасть. Затем взбирается на табуретку, спускает штаны и начинает, так сказать, приводить свое хозяйство в боевую готовность. Когда ОНО распухает до полного размера и твердеет, Целиковской дают знак обернуться. Она начинает оборачиваться и вдруг, видит прямо перед собой ЭТО! !! Тут у нее на лице и отразилась вся требуемая гамма чувств сразу.