Болид в ночном небе: Владимир Иванов и цена роли Олега Кошевого

Для зрителей старшего поколения, чья юность пришлась на советские годы, чёрно-белая "Молодая гвардия" 1948 года — не просто фильм, а часть личной памяти и гражданского становления. В этом ряду бессмертных образов роль Олега Кошевого, одного из юных вожаков краснодонского подполья, в исполнении Владимира Иванова, стоит особняком.

Финальная сцена казни молодогвардейцев — одна из самых душераздирающих в истории отечественного кино. Игра Иванова настолько глубока, искренна и пронзительна, что даже сегодня, спустя десятилетия, смотреть этот эпизод без содрогания почти невозможно. Можно пересматривать три четверти картины, но последние кадры требуют серьёзного душевного усилия. Безусловно, все актёры в этой сцене трагически убедительны, но именно Иванов приковывает к себе внимание, становясь эмоциональным эпицентром всеобщего страдания.

Однако за эту гениальную убедительность актёр заплатил высочайшую цену. Он настолько глубоко вошёл в роль, так сросся с образом юного героя-мученика, что не смог самостоятельно из него выйти. Коллега по картине, Инна Макарова, вспоминала, как сопровождала Владимира Николаевича в психиатрическую лечебницу. Даже там, в приёмном покое, на вопрос "Как вас зовут? " он отвечал: "Олег Кошевой" — и рвался продолжать борьбу с врагом.

К счастью, врачам удалось помочь актёру. Он постепенно, мало-помалу, вернулся к профессии, но его карьера уже не была прежней. Следующий фильм, "Земля и люди", где он снялся, вышел лишь спустя семь лет. С тех пор Иванову, как это часто бывает с актёрами, пожизненно отмеченными одной звездной ролью, доставались в основном роли второго плана.

За исполнение своей самой яркой и трагической роли Владимир Иванов был удостоен Сталинской премии в 1949 году. Ушёл из жизни актёр 24 января 1995 года, в возрасте 70 лет.

Но даже если бы за всю свою жизнь он сыграл только одного Олега Кошевого, его след в истории отечественного кино остался бы неизгладимым. Подобно яркому болиду, вспыхнувшему на ночном небе, его творчество оставило свет, который и сегодня обжигает сердца зрителей.

Подходит тут ко мне мужичок невзрачный:

— Вот...

— Что вот?

— Фонарик.

— Я вижу, что фонарик, и что?

— Не работает.

— А я тут при чём?

— Вы машинист?

— Машинист...

— Вооот. Заберите свой фонарь и верните мне деньги!

— Кхм... Простите, а на каком основании?

— Ну вы же машинист...

— И что?

— Как что? У вас в вагоне торгуют всякой мелочью...

— А я с какого бока?

— Вот я купил фонарик. На мой вопрос о гарантии продавец ответил, что он работает по лицензии Московского Метрополитена, и если товар некачественный, то в течение двух недель его можно вернуть и получить деньги, обратившись к любому машинисту поезда, на линии, где товар был куплен.

Я в шоке!

Был у нас в вузе преподаватель Мешков. "От слова мешок", — как он сам объявил на первой лекции. Однажды он рассказал нам о своём хобби — коллекционировании газет с опечатками, и о главном шедевре своей коллекции. Это был номер можайской районной газеты (не помню названия, допустим, "Можайская правда"). Номер был от 25 апреля. На первой странице помещалось объявление о том, что весенняя сессия районного Совета депутатов откроется 26 марта. Передовая статья венчалась огромным заголовком "Начался сев озимых". Для тех, кто далёк от сельского хозяйства: "озимые" называются так потому, что их сеют осенью, под зиму. В самом тексте передовицы говорилось, что в почву своевременно внесена минеральная вода (обычно вносят минеральные удобрения). На второй странице помещалась статья, посвящённая предстоящему 160-летию Карла Маркса. Статья сопровождалась портретом Фридриха Энгельса. И это только самые яркие очепятки этого номера!

"Думаете, как мог появиться такой номер? — спросил нас Мешков. И пояснил.

— Календарь в том году выдался трудный. 22 апреля был ленинский коммунистический субботник, 23 апреля — Пасха, 24 апреля — открытие охотничьего сезона. Подряд три дня жестокой пьянки! А 25-го вышла эта газета…. "

Жара, Манхэттен, пробка. Камри ползёт так медленно, что кажется — можно выйти, сходить за кофе и догнать её пешком. Вокруг бесконечное море машин, клаксонов и людей, которые уже давно сожалеют, что родились не голубями.

Сижу я такой, мучаюсь: лобовое стекло в разводах, солнце бьёт прямо в глаза. Думаю: "Да что уж там, помою". Нажимаю

Живу я в Ганновере — городе, где велосипеды чувствуют себя важнее машин, а люди настолько спокойные, что даже светофоры не торопятся переключаться.

Еду я после работы домой: ветер в лицо, мысли где-то на уровне "хочу чаю", и вот — как всегда — заезжаю в магазин. Велосипед пристегнула, как примерная гражданка. Сумочка маленькая, аккуратненькая,