расчёты. Кстати, самое трудное – вовсе не расчёты, хотя они дико нудны и даже доводят до галлюцинаций (Лавуазье кидался чернильницей в чёртиков). Самое трудное – тот критический момент в работе великого учёного, когда у него на руках первая готовая модель. Учёный кричит "Ура! ", прыгает до потолка и целует кошку, а потом (радостный, с высунутым языком!) тащит свою теорию на суд научного сообщества, забывая, что это – самые предварительные расчёты, сделанные для идеальных условий и идеальных параметров, каких в природе не бывает, что это тот самый "сферический вакуумный конь".

Научное сообщество, рассмотрев скептическим глазом эту сырую модельку, дружно говорит ХА-ХА-ХА и издевается над великим учёным так, что дембеля курят в сторонке. Белла, Пастера, Сикорского, Гейтса называли идиотами, про Соитиро Хонду руководство "Тойоты", куда тот пытался трудоустроиться, сказало: "Нам стыдно, что мы пустили на порог этого клоуна", изобретателю буровой вышки заявили: "Сверлить километры грунта в поисках нефти? Сумасшедший! " и предложили просверлить собственную голову в поисках серого мозгового вещества. Но хуже всех, конечно, пришлось профессору Зелинскому, который наслушался трёхэтажного мата от всяких штабс-капитанов и поручиков Ржевских в кабинетах царского министерства обороны – господа офицеры никак не могли взять в толк, зачем нужен противогаз. "Применять на войне отравляющие газы никто не решится – наступил гуманный двадцатый век! А от запаха мужской портянки и противогаз не спасёт", — категорично заявил Самсонов.

В Сеченовке научные исследования опираются на прочный фундамент опытов и экспериментов над грызунами. Мышиное царство платит Сеченовке большую дань: до тысячи скальпов в год, и из этой тысячи добрая сотня замученных зверьков – на совести доцента Шустрикова. У Шустрикова такая специализация – проверять на мышах новомодные лекарственные средства и методики. Выглядит это так: мыша заражают какой-нибудь лихорадкой доктора Менгеле, а потом потчуют противовирусными препаратами, наноинтерфероном или там озверином, и смотрят, что получится.

Представьте, лекарства иногда помогают. Бывает наоборот — от модного лечения мыши дохнут быстрее, чем совсем без лечения. Что делать! Мыши должны гордиться тем, что умирают во имя лучшего будущего всего человечества. Согласно статистике, каждая замученная с 1910-го года мышь спасла в итоге восемь человеческих жизней. Вот так. Притом памятники

Пастеру, Листеру, Мечникову, Павлову стоят везде, памятника белым мышам нигде нет. Улицы имени Белых Мышей тоже.

Но к делу. Мозги Шустрикова, подобно мозгам большинства талантливых людей, слегка набекрень – это позволяет глядеть на вещи под необычным углом, хотя и создаёт существенные проблемы в повседневной жизни. Почти каждый месяц Шустрикова одолевает научный зуд – тяга испытать на мышках, крысках и хомячках что-нибудь революционное.

Как-то за завтраком Шустриков уткнулся в ноутбук и пустил слюну – но не на яичницу с беконом, шипевшую перед ним в сковородке, а на научную статью про коров. У коров был плохой надой, трещины вымени и задумчивость после еды. Французский фермер решил проблему, притащив на пастбище музыкальный центр – "Реквием" Моцарта, бодрые марши

Ипполитова-Иванова, фуги Баха превратили тощих унылых коров в весёлых, упитанных, довольных жизнью бурёнок. Надои выросли вдвое, вымя каждой коровы лоснилось свежей кожей, грустное мычание сменилось радостным, мелодическим. Эксперты, изучив этот феномен, пришли к единодушному выводу: классическая музыка резко повышает иммунитет.

Шустриков, человек действия, сразу начал прикидывать – как проделать такую же штуку с мышами? После занятий он уединился с грызунами в лаборатории и, после недолгих раздумий, решил заразить их стафилококком.

Заразил. Затем Шустриков решил, что в первой клетке мыши будут сидеть совсем без музыки, во второй клетке – с Эминемом, а в третьей – с его любимыми вальсами Моцарта. Таким образом, мышей требовалось поместить в три клетки со звукоизоляцией и организовать им консерваторию – тут предстояла большая работа. В подмогу себе Шустриков вызвал Тёму – самого толкового парня из младшекурсников.

Тёма обрадовался предложению; к тому же доцент его дополнительно мотивировал — великодушно пообещал автоматом выставить один из зачётов.

Где-то за полтора часа клетки были подготовлены и оборудованы динамиками для музыки.

Утерев трудовой пот, Тёма подошёл к клеткам и стал рассматривать пищащих мышей. Грызуны ещё были бодры и, очевидно, не подозревали, что носят в себе опасные бактерии. Одна из мышей в клетке Эминема потешно встала на задние лапки и стала обнюхивать стенки клетки, а затем приставными шагами переступила влево. Тёме вдруг стало её жаль. А потом захотелось присвоить.

— Эта мышь умеет стоять на задних лапках, — сообщил Тёма.

— И что? – хмуро спросил Шустриков.

— Талантливый зверь. Его можно чему-нибудь выучить и выгодно продать.

Доцент промолчал. Тёма разозлился и решил зайти с другой стороны:

— Андрей Андреич, а зачем губить сразу пятнадцать мышей? Можно было заразить шесть. По две мыши в каждой клетке – это же всё равно круто.

— Нерепрезентативно.

— То есть у опыта будут недостоверные результаты?

— Да. И вообще, молчел, здоровье человечества построено на мышиных костях, — доцент подошёл к клетке и посмотрел на грызуна. Тот продолжал ходить на задних лапках. – Молитесь теперь на Эминема – если он действительно великий певец, мышь будет жить.

Тёма, слушавший Muse и My Chemical Romance, не питал по поводу Эминема никаких иллюзий. И всё же мысленно ободрил мыша: "Ты будешь моим, дружок. Я в тебя верю".

Тем же вечером Тёма заглянул в лабораторию ещё раз – уже без доцента.

Наутро он вместе с Шустриковым осмотрел грызунов. Мыши в немузыкальной клетке и в клетке Моцарта ходили с трудом, а два грызуна лежали вверх брюшком, жалобно попискивая. В клетке Эминема мышам тоже очевидно поплохело, но всё-таки они выглядели бодрее и съели почти весь корм.

Шустриков был озадачен. Уходя, доцент на всякий случай проверил громкость музыки и сделал Моцарта погромче, а Эминема – тише.

И в этот вечер Тёма нашёл предлог заглянуть в лабораторию без доцента.

На следующее утро осмотр выявил удивительные результаты: мыши в клетке

Эминема были почти здоровы и снова съели весь корм. Мыши Моцарта и мыши в тихой клетке в полном составе подняли лапки кверху. Шустриков заподозрил неладное и принялся проверять – те ли это мыши. Мыши везде оказались те же.

— Ничего не понимаю, — развёл руками доцент. – Как мыши могли от него выздороветь, если я от него заболеваю?

Тёма дал доценту повозмущаться, а потом попросил у него мыша.

— Пока не дам. Хочу их ещё понаблюдать, — отрезал Шустриков.

На следующее утро, только Тёма вошёл в универ, случилось невиданное чудо. Можно сказать, ему навстречу вышли волхвы с дарами. Шустриков с улыбкой ждал Тёму у гардероба, в правой руке у него была маленькая клетка с мышом, а в левой – ведомость.

— Артём, ты молодец, — доцент торжественно пожал тёмину руку. – Знаешь, я сразу всё понял, когда увидел в шкафу пустую пачку ампицилина.

Конечно, ты по вечерам кормил мышей антибиотиками!

Тёма удивлённо поднял глаза:

— Вы всё узнали, и всё равно хотите меня похвалить?

— Конечно! Я двадцать лет в лаборатории – и до сих пор считал, что мыши не едят ампицилин ни с какой крупой – слишком он горький. А оказывается, его можно смешивать со сладкими кукурузными хлопьями – это же настоящее открытие!

И Шустриков бодро расписался в тёминой зачётке. Мышь в клетке встала на задние лапки и радостно пискнула.

своей компании от рассвета до заката. Подрядов у него было много, репутация безукоризненная.

И вот настал час рассвета его фирмы: рухнула берлинская стена. Восточную Германию его контора восстанавливала целыми кварталами. Работа кипела. Кредиты на строительство он получал без проблем, достаточно было одного посещения руководителей банков. Суммы, даже по тем временам, были баснословные. Все бы ничего, но немецкая разведка не спит, и начали выплывать против этого товарища темные дела. Решающим звеном стал кредит на восстановление средневековой кирхи. Квадратура строения была завышена втрое, чего уж говорить о количестве денежных знаков. Когда за ним пришли в офис, на столе была записка, с примерным содержанием "Здоровье подкачало, уехал на лечение". И след простыл… Много или мало, но накопали под него таких махинаций на 5 миллиардов(!!!) дойч-марок. Скандал был нешуточный, перевернули всю страну. Со временем все улеглось. Пытались его выследить через дочку, та засветилась на регистрации вылета самолета в США, но след ее был потерян… И кто бы сомневался в немецкой педантичности!

Старик не мог предположить такого исхода событий.

За ним приехали!

Куда?!

Когда-то давно, будучи юнцом, работая на заводе, по ночам он мечтал заработать много денег, купить остров на Карибских островах, и жить там до конца своих дней ни в чем не нуждаясь. Это он и написал в своем школьном сочинении. Подняли архивы и нашли его тетрадь…

Бродвее шел. А вот совсем недавняя история.

Перевели американского штаб-сержанта служить из теплой Джорджии на холодную Аляску. Сам он туда улетел, а семья решила добираться к месту его службы на машине. Жена упаковала пожитки в прицеп, села за руль грузовичка и отправилась вместе с 13-летним сыном, десятилетней дочкой, собакой и кошкой в путь длиной 7 тысяч километров, неделя неспешного пути по хорошим-то дорогам. Примерно полпути пролегало по территории Канады. В обычное время — сел да поехал, но в ковид... Оказалось, что к защите от вируса канадцы относятся гораздо серьезнее американцев. Oни наглухо закрыли границу и семье пришлось ждать два месяца, чтобы получить разрешение на проезд через их территорию. Им давалось 5 дней, чтобы преодолеть три тысячи километров по Канаде, при этом разрешалось делать минимум остановок - только на ночлег, заправку и еду, запрещалось отклоняться от маршрута и питаться в залах ресторанов - только навынос.

Из-за задержки с получением разрешения они пропустили время, когда еще можно было нормально проехать по аляскинской трассе, и выехали в ноябре, когда дороги уже занесло снегом. Роковая ошибка. Снегопад, метель, прогноз неблагоприятный. Запасы незамерзайки закончились во мгновение ока, лобовое стекло залеплено смесью снега и льда, машину постоянно заносит, на очередной заправке женщина обнаружила, что вместо всесезонных шин дилер в Джорджии подсунул ей летние — этого ей хватило для нервного срыва. Она сняла номер в мотеле, разревелась и сказала, что больше так не может, они остаются в мотеле и пусть канадская полиция делает с ней, что хочет, но добровольно она не сдвинется с места.

Местные жители, глядя на плачущую американку, приняли близко к сердцу ее проблемы. Через Фейсбук тут же был начат поиск среди окрестных жителей добровольца, имеющего возможность и, главное, умеющего провести машину по зимней трассе в метель и способного помочь женщине и быть ее шофером, проведя оставшиеся до Аляски 1700 километров за рулем ее машины. В течение пары часов нашелся доброволец-рейнджер, они созвонились через Интернет — и два дня спустя счастливая американская семья воссоединилась на американской границе!