мне у соседней колонки стоит Хонда, вся такая приспущенная, со спойлерами, и прочими наворотами. За рулем – чувак под стать своей тачиле: бейсболка козырьком назад, на майке рукава завернуты, чтобы наколки на плечах было видно и т. д. Ну, в общем, реальный такой пацан. Сидит, значит, ждет, когда его заправят, и окна спустил, чтобы все слышали, что и музычка у него играет не какая-то там, а самая такая чисто пацанская.

Глянул на него – и первая мысль в голове: "Вот долбое[ж]-то! "Но тут вдруг подумал: "Чего это я, собственно, сразу так плохо о людях думаю? Ну, хочет покуражиться пацан – пусть! Сами такими были когда-то... Не гопник и не хам, вроде. Вон, он и заправщику "спасибо" сказал, когда тот ему сдачу вернул... "

А пацан тем временем уже газует, чтобы для пущего куража с визгом шин с места сорваться. Ну, и сорвался. Гофрированный шланг от колонки аж на всю длину заправки вытянулся, я и не знал, что его так растянуть можно. Затем был такой нехилый "ЧПОК! " и если б Хонда была без крыши, [врез]ало бы пацана по затылку шлангом, как нех[рен] делать.

Таки, в очередной раз убедился: первое впечатление – оно всегда самое верное.

Сажусь с ней рядом. Она кладёт голову на плечо.

— Зинка звонила. Говорит, он какое то мусорное ведро выкинул из окна школы прямо на улицу!

"Зинка" -директор 181 школы.

— Может, ты сходишь?! — она жалостливо смотрит мне в глаза.

— Конечно, схожу! — соглашаюсь я.

Это месть. Два месяца назад директриса сделала промах, также вызвав жену в школу. Но пришёл я.

Случай был неординарный. Из ряда вон. Я был огорчен, разозлен и расстроен поступком своего пятнадцатилетнего сына.

Он хотел сделать фейерверк из оставшихся с Нового года петард и пронес его на дискотеку в школу. Хорошо, что дежурившие преподаватели вовремя заметили и изъяли.

Зинаида Павловна оставила меня на растерзание завучу. Я не сразу признал в ней руководителя. Маленькая, серенькая, в непонятной одежде, говорит несвязно. Мне больше она напомнила техничку.

После почти часового допроса одним единственным вопросом — Вы представляете, что было бы, если бы он его взорвал? — я не выдержал и сам вызвал в школу оперативную машину с надписью "Разминирование". Это ЧП.

Ситуация пошла по непривычному сценарию. Такое не прощается.

Это должна была быть первая наша встреча. Мы не встречались с ней до этого раза. Она не знала об этом, и за мной было преимущество.

Мы с сыном проходим в директорскую. Останавливаю его в секретарской и вхожу в кабинет.

Там сидит человек пять. Сама Зинка стоит. Увидев меня, удивляется, но не показывает виду. Даже улыбается холодной улыбкой. Я представляюсь.

Очень любезно здоровается и просит меня пригласить сына, почти приказывает:

— Приведите, пожалуйста, сына сюда!

— Зачем? — удивляюсь.

— Затем, чтобы мы послушали его, и он рассказал нам, как смог совершить такой гнусный проступок! — она недовольна и начинает злится. Обычно вопросы задаёт она.

— Он никуда не пойдет! Я пока не знаю, что именно он совершил! Давайте, пожалуйста, без ваших вердиктов! — беру ситуацию в свои руки. Не люблю, когда мне указывают, что делать.

— Я уже послушал его версию! — отвечаю ей, — Теперь вы мне расскажете, что произошло!

Зинка как будто не слышит меня:

— Пригласите, пожалуйста, вашего сына сюда и присаживайтесь сами! — подталкивает мне стул.

Я закрываю дверь. Сын остаётся в секретарской.

Мне знакома эта ситуация. Пришлось побывать на подобных судилищах. С тех пор ненавижу подобные собрания и организовавших их людей. Зинка слабый человек. Таким нельзя доверять власть. Тем более, власть над детьми. Представляю, сколько судилищ было в её кабинете. Сколько сломанных детских душ вышло отсюда. А главное, преданных собственными родителями.

Я хорошо знаю этот метод. Человека заводят и ставят перед всеми. Он уже обвинён. Приговор давно вынесен такими зинками.

Но весь интерес в другом- нужно растоптать человека. Нужно сломать и уничтожить, чтобы он больше никогда не смог, никогда не поднял бы головы против системы. Судилище маленького человека. Который не научился ещё себя защищать. И для этой цели приглашают родителей. Их сажают специально рядом с собой, прямо напротив собственного ребенка.

Потом начнется допрос. И на каждый ответ директриса будет смотреть в глаза родителям:

— Вот видите! Посмотрите на него!

Как такое, вообще, могло прийти в голову?! И родители послушно будут кивать головой, соглашаясь. Соглашаясь, они совершают предательство.

Злой гений Зинки торжествует!

Чем ещё больнее можно ударить ребенка, как не тем, что самые родные ему люди, прилюдно отказываются от него..

Я принципиально не сажусь на стул. Хочу дать понять, что для меня это дело не стоит выеденного яйца и у меня нет никакого желания сидеть тут и обсуждать моего сына.

— Вы пригласили меня в школу! — я смотрю прямо ей в глаза.

— Будьте любезны, объясните мне причину вызова!

Зинка теряется и ничего лучшего не находит, как опять попросить пригласить сына в директорскую.

С ней всё понятно. Я продолжаю шоу. Поворачиваюсь к классной руководительнице и спрашиваю её о случившимся.

Она ёрзает на стуле и нервно выкрикивает мне:

— Я попросила его выбросить мусор! Он отказался, и я его заперла в кабинете! Он выбросил мусор в окно!

Я оглядываю всех.

— По какому праву вы запираете моего сына в кабинете?!

Учительница хлопает глаза. Я начинаю злиться.

— Почему мой сын должен выносить мусор в школе?! — я перевожу взгляд на Зинку.

— У вас тут что — зона?!

Может, прислать комиссию в школу?! Может, у вас для этого нет уборщицы или кто то получает деньги по фиктивной росписи?!

— Может быть, мы все таки послушаем версию вашего сына?! — раздается голос единственного молодого мужчины. Это прогиб. Перед Зинкой. Он молод, как потом выяснилось, баллотируется в депутаты. Знаем мы таких депутатов.

— Вы кто?! — спрашиваю его.

— Я учитель этой школы!

— Какое отношение вы имеете к моему сыну?!

Он теряется и беспомощно крутит головой.

— Я в комиссии! В педсовете! — находится он.

— Тогда давайте пригласим моих и его друзей! Его тренеров из спортшколы, соседей по дому! Это будет мой педсовет! И тогда мы послушаем всех!

Все приутихли. Я обращаюсь к Зинке:

— Судилище хотели устроить?!

Не получится! Даже не пытайтесь! Я хорошо знаю законы! Даже в вашем законе, в школьном нет таких правил!

Не видите себя, как собственник этого заведения! Вас наняли, вот и учите! А воспитывать будем сами, без вас! Как наняли, так и снимут!

Я хлопаю дверью. Шах и мат.

Обнимаю сына и мы идём с ним домой.

— Жизнь такая, сынок! Они теперь будут ловить тебя на промахах, чтобы припомнить обиду!

— Я обещаю, что больше тебя не вызовут в школу!

— Это фигня, сынок! Найдем другую..

Я рад этой ситуации. Она позволила защитить мне своего ребенка. Она важна для нас обоих.

Слово он сдержал. До конца обучения нас больше в школу не вызывали.

Вся школа завидовала ему. А всего-то нужно было — не предавать и защитить своего же ребенка..

на идиотов. Мол, зачем такое внимание псине? А потом хватались за голову.

Дело в том, что барбосы от такого отношения таяли, “бросали” старую неблагодарную работу и оставались сторожить русский лагерь. А отары без присмотра потихоньку разбредались.

Тем временем четвероногие сторожа прекрасно справлялись с новой работой: история не помнит ни одного случая, когда местным “партизанам” удалось бы незаметно проникнуть в русский лагерь.

Зато прекрасно помнит прецедент, когда несколько десятков таких бывших хвостатых пастухов разогнали боевой порядок туркменской кавалерии до того, как она успела напасть.

Сначала солдат удивляла неприязнь собак к бывшим хозяевам, а потом они присмотрелись и увидели отношение овцеводов к четвероногим. Общались с ними камнями, палками, да пинками.

Устав гоняться за разбегающимися отарами, овцеводы приходили к выводу, что собак лучше бы вернуть. Экономически выгоднее держать бесплатную псину, а не ленивого и требующего зарплаты чабана.

А потому периодически к командиру русской части приходил очередной переборовший страх местный пастух с требованием вернуть собаку или заплатить за неё. Сумма обычно озвучивалась запредельная — на такие деньги можно было бы купить верблюда.

Хочешь забрать?.. Да ради бога!.. Забирай. Эй, покажите ему собак и пусть хоть всех их забирает! — отвечал коварный командир.

А дальше начинался бесплатный цирк. Овцевод с палкой в руке направлялся в сторону стаи, у которой уже выработался рефлекс — нападать на любого местного, если его не сопровождает русский солдат.

Впрочем, овцевода в беде в итоге не бросали. Отгоняли хвостатых, отряхивали местного и отправляли восвояси. А со временем поток желающих вернуть собаку как-то сам по себе затихал.

Вот такая старая быль из Средней Азии, которую вспомнили на просторах рунета. Как отметили некоторые комментаторы, сейчас в этом плане там мало что изменилось.

Жизнь собаки в Киргизии это беспросветный кошмар. Из еды — помои от хозяев, может быть сердобольная внучка, приехавшая из города, даст хлеба или мяса. Всё остальное время: сиди себе на цепи и гавкай, когда слышишь подозрительный шум.

Никаких тебе прогулок или игр с хозяином. Никаких обнимашек (никто тебя не купает, не лечит, от блох и вошек не защищают).

— поделилась увиденным одна из комментаторов.

Если бы они могли смотреть телевизор и увидели бы как живет условный золотистый ретривер в Москве, они бы немедленно сбежали бы в Москву в поисках лучшей жизни (как и его хозяин). Но телевизор они не смотрят, а все собаки по соседству живут так же. Вот и живут, думая что жизнь такова у всех.

А вот этот комментатор практически повторил историю тех самых старых лагерей русских солдат.

Поехали как-то в ущелье Белогорки, это в Киргизии недалеко от Бишкека, остались лагерем на пару дней. Вечером мимо нас чабан кыргыз прогнал отару овец, с ним была собака — крупная, но худая, как скелет. Мы её покормили остатками плова, колбасы дали — добренькие туристы. И пёс остался у нас ночевать, залёг на дальнем краю лагеря. Утром мужик ехал обратно, стал звать собаку — та на него с рыком. От великой любви, видимо.

Впрочем, касается это не только Киргизии.

Видел, как азербайджанцы с собаками обращаются, верю вполне в рассказ.

Конечно же, среди комментаторов нашли и те, кто обвинил остальных в нелюбви к гордым южанам. А третьи и вовсе заявили, что не до конца верят в эту историю, так как в Средней Азии к собакам относятся всё же лучше, чем к женщинам.