( Из рассказов дедушки моего друга)

За время работы в НИИ у нас было множество праздников- производственных, личных, государственных. Коллектив был дружным, делить было в общем -то нечего — и атмосфера веселья на таких мероприятиях была самой искренней. Мы, фронтовики, приходили в пиджаках с колодками, иногда вспоминали события военных лет. Правда, не все поддерживали эти разговоры — некоторые воевавшие сослуживцы всегда обходили стороной любые воспоминания о войне, так же как другие — менялись в лице при упоминании конца 30-х. Мой товарищ Витя был из таких. Я ни разу за все годы совместной работы не видел его ни с колодкой, на в наградах, хотя твердо знал, что воевал он года с 42, и не где то в тылу. 9 мая Витя всегда был грустен, и тихо выпивал свою рюмочку, что то вспоминая.

В конце 70-х нашему НИИ исполнялось 50 лет. Был большой праздник, множество гостей, даже заместитель министра приехал поздравить. В этот день мы впервые увидели Витю в пиджаке с колодкой. Если ты видел сегодняшних ветеранов, тех, кто ещё остался — у них за счет юбилейных медалей колодки сейчас такие же, как у Вити в тот день. Ни один из наших ветеранов не мог похвастаться даже половиной его орденов. Там был даже орден Ленина, что по мерам ВОВ было огромной редкостью — это уже в последующие годы его стали давать просто за безупречную выслугу лет.

На общие расспросы Витя ответил коротко: теперь можно. Уже после мероприятия мне, как другу, он рассказал, что во время войны служил в разведке. И был у него товарищ — Миша. Друг без друга они за линию фронта не ходили - только в случае ранения ( у Вити их 2 было). Миша был редким талантом по части маскировки и прочих важных для разведчика навыков — так как до войны много охотился и изучал это занятие весьма подробно. Именно Мишина смекалка и навыки не раз давали им возможность вернуться с задания живыми. Но при этом между ними была огромная незримая стена- не для них самих, а для руководства — дело в том, что Миша имел в биографии тяжелое пятно в виде расстеленного отца и репрессированной матери, а вот у Вити была просто образцово- показательная биография "без единой помарки". О нем даже в газете пару раз писали как о примере для товарищей. В итоге Миша за все их совместные операции получил пару медалек, а Витя — полный иконостас "за себя, Мишу и тех, кто остался там, за линией фронта". Миша в конце войны был тяжело ранен, и увидеться им было суждено только после войны. На той встрече Витя решил, что надевать "общие" с Мишей награды одному — несправедливо. Не по человечески это, когда один пользуется тем, что получено вместе. И так ни разу не надевал.

В дальнейшем, уже в 60-х, Миша добился реабилитации отца, а уже в 70-х, незадолго до 50-ти летия НИИ, при активной помощи Вити, Миша получил свой личный Орден Ленина, который заслужил в те военные годы.

P. S. Миша умер в конце 80-х, Витя — в конце 90-х. Рассказчик жив до сих пор, 93 года (он работал на военном заводе).

Как представитель Заказчика переругиваюсь с прорабом Сергеем, примерно моего возраста и очень интересным рассказчиком.

Я:

— Сергей, ну зачем на такой небольшой фасад (20 метров) сделали четыре водостока? Ну что их нельзя было сделать только по бокам? Вполне бы хватило.

Сергей:

— Николаич,

Увлекаюсь вязанием. Никогда не думала, что это бывает опасно для жизни. Я оставила на диване крючок (по невнимательности) и благополучно на него села. Ну то что села — полбеды, я решила съехать попой по дивану на край, и он воткнулся мне в мягкие ткани между причинным местом и ягодицей на 4, 5см. Боль адская, крики, все в шоке, вспоминаем, как звонить в скорую. Я стою на коленях, локти на диване, двигаться не могу — больно. Скорая через 40 минут прибыла. Как меня везли в больницу вообще отдельная история. Встать я не могу, лечь не могу, повернуться не могу. С горем пополам меня уместили на этот щит и начали выносить из дома. Напоминаю, что поза у меня, мягко говоря, интересная, да ещё и крючок из задницы торчит. В этой же позе до больницы и довезли.

В больнице я произвела фурор, такая себе знаменитость, меня везут на каталке, все врачи и медсестры на меня смотрят с интересом. Очень хотелось махать им всем ручкой, но увы я бы потеряла равновесие.

В приёмном покое медсестра чётко и громко на весь этаж сообщала в отделение гинекологии, что привезли девушку с инородным телом во влагалище. Я чуть не плакала, что ж ты врешь-то, не там он, не там!

В итоге привезли меня в отделение, сделали пару уколов новокаина и вытащили эту заразу из меня. Вязать я разлюбила! А в семье теперь все смеются, что у меня реально "шило в жопе".

РАБОТА ЕСТЬ РАБОТА

"Благонадёжность — это клеймо, для приобретения которого необходимо сделать какую-нибудь пакость"

(Салтыков-Щедрин)

Ко мне в монтажную заглянул продюсер и тихонько втолкнул молоденького парнишку, одетого во взрослый костюм:

— Вот тебе человек, прошу любить и жаловать. Его зовут Костя,

Прошедшему дню ВДВ посвящается.

Москва. Лет семь тому назад моя мама едет в маршрутке по ул. Удальцова. Еще до перекрестка с Ленинским водитель-кавказец начинает заметно нервничать. Ага, вот и источник адреналина — три пьяных десантника на грядущей остановке. Водитель бы проехал, не останавливаясь, но кому-то нужно выйти. В маршрутку засовываются 2 довольные пьяные рожи с вопросом:

— Скока?

Пасажиры затравленно переглядываются. Водитель, собравшись духом:

— Двадцать рублей, но для ВДВ — бесплатно.

Десантник смотрит на него, ничего не понимая, затем обводит мутным взглядом пассажиров и кричит друганам, раскачиваясь вокруг дверного проема, как стриптизерша вокруг шеста:

Их тут семь, с водилой — восемь!

Тягостная пауза в маршрутке — и тут два его подельника быстро закатывают в маршрутку восемь арбузов.

— Никого не обидел? — еще раз мутным взглядм обводит маршрутку Робин Гуд и захлопывает дверь.

Маршрутка трогается...

... За углом дома прячется безмолвный, но целый и невридимый смуглый продавец арбузов.