Интересную книжку я оставил дома. Класс компами не оснащён. Тормозковые бутерброды уже съел и чаша колы выпита до дна. "Аргумифак" прочитан от и до.

Подёрнутыми негой тоски глазами, я оглядываю нашу группу. Неслабый этнический букетик: кроме немцев и двух особей немужского пола в глаза бросаются две фракции – греческая и русская. Один из эллинов сидит справа от меня, и тратит пасту в авторучке, в десятитысячный раз выводя "Выдать 1000.- марок /подпись/". Эллин аки же я скучает и носит фамилию Тафланидис и кличку Тафлапенис, на которую не обижается.

От нечего делать я стал всматриваться в его каракули. Кое-что было написано по-гречески (буквы, если большие и печатные, здорово напоминают сердцу родную кирилку). И я, значит, Тафле так небрежно бросаю, мол то-то и то-то тут у тебя нацарапано. Тот, метнув на меня сопернический взгляд, хватает мой "Аргумифак" и, спустя пару секунд и тыча в газету пальцем, почти вслух читает: "Пу-тин!". Некоторые просыпаются и заинтересованно оглядываются к нам на заднюю парту.

Я, как наставник-тимуровец, значит пальчики в баранку – молоток, мол, Тафла, так держать – и пишу ему следующее слово: "Тафлапенис". Сравнительно быстро он читает и его! Парниша входит в азарт и подгоняет меня, давай, мол, пиши ещё, я всё прочту.

Слева от меня сидит Игорь. Я пишу "ИГОРЬ". Грек опять (громко) читает, причём почти без задержки. И от успеха русликбезовского заводится неподражаемо. Я хоть и вижу, что он больше догадывается на основании 2-3 букв, чем читает, но молчу. Дальше – больше, а точнее – громче. Тафлу просто не унять! Роберт пишу – РО-БЕРТ читает, Валера – ВА-ЛЕ-РА, Гюнтер – ГЮН-ТЕР...

Следующим сидит Ули. Я пишу "Ули" и Тафла, лишь на секундочку нахмурившись, на весь класс: "Х У Й!!!"

Русская и греческая фракции, а также национальные меньшинства с глазами по блюдцу каждое оглядываются на нас. Тафлапенис сияет, я сильно ударяюсь лбом об стол.

Эх, буквари заборные...

... я вспомнил, что на нашем курсе алма-атинского педагогического института учился кореец по фамилии и, вообще-то не Пак, а Хван. Парнишка был спокойный (а где вы видели неспокойного корейца?), но имел неприятную черту — неумеренную страсть к порядку. Его побаивались даже преподаватели и в его присутствии группу ни за что раньше времени не отпускали — заложит в деканат. Так он нас понемногу и долбил, пока не настало время ехать на практику. Практика была живописная, теплая осень, обилие фруктов, никакого начальства — сунули каждому по 40 рублей и, как хочешь, езжай за 60 километров от города в Фабричный, сам ищи жилье, провизию и т. д. И компания подобралась чудесная — отъявленные разгильдяи, любители выпить и перекинуться в картишки. Все шло к тому, что практика пройдет весело и приятно, если бы не одно обстоятельство — вместе со всеми прибыл... Хван!

Днем еще сходило с рук, пока Хван добросовестно работал, сокурсники неподвижными мумиями лежали под одеялами, мучительно возвращаясь к жизни после вчерашней попойки, а к вечеру всеми овладевало недовольство — не очень-то приятно находиться под оком вездесущего соглядатая. Особенно нервозной становилась атмосфера, когда поспевал плов в большом чугунном казане, приготовленном на костре(!), в ручейке ждала охлажденная випивка(!!), а в карманах нетерпеливо позвякивала мелочь приготовленная для игры в триньку(!!!). Но,... ни-и-зя! А то ведь можно было и из института вылететь...

Сейчас уже трудно припомнить, но кто-то подсыпал Хвану в чай... пургену. Оживление после того, как Хван убежал в уборную, можно сравнить только с казино Лас-Вегаса, где шарик рулетки третий раз выпадает на зеро: с комфортом возлегая на матрацах, прихлебывая портвейн и отчаянно матерясь, компания отводила душу за картами. С того дня так и повелось, в те два-три часа, пока Хван отсиживался в уборной, на веранде царила праздничная атмосфера. ..

Жестоко конечно, но наука — будь с коллективом!