В конце сороковых он окончил с отличием ВУЗ по специальности "физика". А тут как раз новое направление стало развиваться, и он в числе немногих получил второе образование, уже медицинское. После завершения учебы он попал на сверхсекретный завод где-то возле полярного круга, на котором делали первые советские ядерные бомбы.

Рассказал такую историю.

Бомбы тогда собирали медленно, одну штуку в месяц. Изделие стоило немеряных денег и ответственность за сборку была мама-не-горюй! Не дай бог запороть — расстрел кучи народа однозначно! В конце сборки была какая-то очень ответственная операция, которую мог проделать один-единственный слесарь. Доверяли ему и только ему. Мужик получал генеральскую зарплату и приходил на работу один раз в месяц, к каждой новой бомбе. Все остальное время он беспробудно бухал, благо было на что. Дня за три до очередной операции к нему наведывались ГБшники, выводили из запоя, потом он делал свое дело и снова уходил в нирванну. И так несколько лет подряд.

Мой попутчик работал долго на этом заводе, имел возможность вести наблюдения. Говорит, что каждый раз слесарь ловил совершенно недетскую дозу. Другой кто сход бы давно, а этот видать алкоголем вымывал радионуклеиды.

— Знаешь, — сказал врач, — я четко заметил: кто из сослуживцев не пил совсем — в могиле давно, а кто бухали как черти — до сих пор многие живы.

ГОЛОВЫ!". Ну, делать нефиг, пошли к хирургу, благо, он был на месте. Тот, не отрываясь от распития чая, отправил маму с брательником в челюстно-лицевую хирургию, мол, не его это дело. На другой конец Москвы, между прочим. Ладно, послали — пошли. В челюстно-лицевом сделали глаза какающей белочки: дескать, мы тут из квазимод делаем не квазимод, а какого хера вы тут со своим прыщом приперлись-то вообще? Пусть местный хирург это все вырезает и чистит. Топают обратно, к лечащему. Так и так, хирург не хочет (да и нет его, конец рабочего дня), а там нас послали, и чо делать? В ответ та единственно, что смогла предложить, так это рецепт на антибиотики взамен на отказ от госпитализации.

Изрядно набегавшись по Москве и так толком ничего не добившись, мама решает нанести контрудар и катает официальную заяву, да не кому-нибудь, а напрямую мадам Арбидол (она тогда еще была министром здравоохранения). Описывающее в красках все это дерьмо. И тут все заверте…

С дальней авиабазы минздрава в адрес всех чекпоинтов полетела огромная стая черенков от лопат, которыми начали яростно иметь всех причастных к хождениям мамы по кабинетам. Драли и пи[тух]или оба этих медучреждения и в хвост, и в гриву, без вазелина, до свежего мяса. С интервалом в несколько часов маме начали названивать все подряд: сначала — заведующая, потом — главврач, потом — злосчастный хирург, потом главврач челюстно-лицевой. Все каялись, извинялись и божились, что такого не повторится.

По мере того, как письмо шло по инстанциям от зама к заму, в адрес несчастных лечебниц вылетали все новые и новые эскадрильи черенков от лопат. Всего было три или четыре налета с интервалом в несколько дней. В итоге выжили лишь немногие.

Маме же от канцелярии министра пришла отписка, дескать, ребенок поступил в удовлетворительном состоянии, от предложенной госпитализации отказался.

Но это не конец истории, а только начало. Спустя какое то время, мама с братом опять подорвались в больницу, и им потребовалась карточка. Тетка, сидевшая в регистратуре, отправила к терапевту, мол, карточка там. Терапевт отправил в регистратуру, а на заяву, что там карты нет, выдала хамским тоном, что, дескать, сами следите за своими картами. И нефиг тут шляться и отвлекать.

Мама же, не сильно стремаясь, вломилась в подсобку терапевта, где хранятся карточки, и нашла там искомое. Это было не трудно, т. к. медкарта брательника имеет размеры нехилого чемодана и без ручек не переносится. Она не лежала в ячейках по фамилии, а валялась на полу в горе несортированных карт.

Только она успела возрадоваться находке, как на нее с криками кинулся терапевт, мол, какого хрена вы тут делаете, вам сюда нельзя, и вообще, кто вы такая и [фиг]ли тут вообще делаете.

Отобрала карточку, открыла, что-то там увидела… и тут у неё подкосились ноги, губы задрожали, а сама она, изменившись в лице, стала извиняться и причитать, чуть ли не рыдая, что она не виновата, у неё просто очень тяжелый день, и кто-то там из родных умер.

Видать, тайный знак в карточке неиллюзорно намекнул на эскадрилью летающих лопат.