Знакомый рассказал как-то про свою давнишнюю поездку в Грецию (какой-то "шуб-тур", если кто-то еще помнит, что это такое).

У них в русской группе, которую катали на автобусе по всяким экскурсиям (а также по шубным фабрикам), была такая девушка Любаша. Эта Любаша запомнилась всей туристической группе на первой же экскурсии, когда через полчаса после ее завершения выяснилось, что девушка забыла там свой кошелек, расческу и темные очки. Очки и расческа — дело наживное, а вот кошелек со всеми взятыми в поездку сбережениями — это дело серьезное. Экскурсовод сказал водителю пару слов на греческом, и автобус вернулся за утерянным. Кошелек быстро нашелся (вместе с деньгами), и группа приехала на ужин в отель всего лишь на час позже, чем планировалось. На Любашу кое-кто бросал, конечно, косые взгляды, но особо никто не возмущался.

На следующий день Любаша обнаружила, что на месте очередной поездки она оставила свой паспорт, при этом пропажа обнаружилась лишь через час после отъезда с шубной фабрики. После короткого совещания экскурсовода, группы и водителя (наиболее ретивые участники поездки предлагали высадить Любашу в ближайшем городке, чтобы Любаша добиралась обратно на фабрику и потом в отель на такси за свой счет) все же было принято решение съездить с Любашей обратно за ее паспортом и привезти паспорт и ее саму обратно в гостиницу. Водитель проявил чудеса героизма и группа приехала всего лишь через 2 часа после начала ужина, какая-то еда еще даже оставалась. Но тут народ, понятное дело, уже возроптал.

Во всех последующих поездках Любашу сопровождало 2-3 специально выделенных участника группы, которые ее каждые 15 минут спрашивали: "Любаша, ты не забыла тут паспорт, кошелек, деньги, очки, зонтик, что-то еще? "

Пунцовая от смущения Любаша отвечала: "Нет, нет, нет, ничего не забыла... "

Только после этого "ответственные за Любочку" давали отмашку: "Все, можно ехать дальше! "

При таком контроле Любаша ухитрялась ничего не потерять аж целых 4 дня. Народ (в том числе и "ответственные") потихоньку начал расслабляться и наслаждаться Грецией.

И вот, настал последний день поездки. Завтра с утра — самолет в Москву. Группа утром выезжает все тем же автобусом в какой-то достаточно далекий монастырь, они проводят там целый день, потом отправляются в обратный путь, вечер, солнце клонится к горизонту, автобус мерно едет по горным дорогам, народ дремлет, еще полчаса — и все вернутся в отель, уставший и оголодавший народ дорвется до ужина. Впереди мусака, долмадес, узо, метакса — все, что угодно.

И тут Любаша поднимается с места и громко восклицает: "О господи! "

Услышав ее громкий возглас, водитель автобуса резко тормозит. От резкого торможения просыпаются дремавшие туристы, все подскакивают на своих местах, повернувшись к Любаше и ожидая, разумеется, самого худшего: "Ну что еще?! "

Любаша, вся покраснев от всеобщего внимания, в наступившей внезапно тишине робко показывает рукой на пейзаж за окном, где багровое солнце заходит за высокие горы: "Посмотрите, красота-то какая! "

Не могу не поделиться.

Сегодня в медицинском одном учреждении наблюдал как русская лаборантка средних лет учила вносить в компьютер данные молодую арабку:

— А в это поле пишешь двадцать четыре.

После паузы:

— Нет, не двести четыре, а двадцать четыре. Сотри.

Еще через полминуты:

— Опять то же самое. Сотри снова. Двадцать. Четыре.

Глянул на дисплей. Юница аккуратно вводит 20 и, задумавшись на минуту, собираеся ввести еще и 4.

Не выдержал вмешался:

— Давай проще. Введи два и четыре.

Восточная красавица посмотрела на меня, потом бросила взгляд на свою наставницу, ткнула пальчиком с длиннющим яркокрасным ноготком в одну-единственную клавишу и радостно заявила:

— Два и четыре я знаю. Два и четыре — это шесть!

Занавес.

Вот хорошо, что она не зарплаты рассчитывает, а всего лишь делает анализы крови.

И да. Рассказали б — не поверил. Но тут сам не только видел, но и участвовал.

9 января 1918 года Александр Вертинский записал: "А в Москве жить становилось все труднее. В магазинах все припрятали. Исчезли сахар, белый хлеб. Пить приходилось чуть ли не денатурат. Ничего нельзя было достать за все мои деньги.

А тут я еще, как назло, влюбился в одну балерину. Балерина была талантлива, но злая, капризная и жадная невероятно.

Ещё одна "семейная" история от Сергея-электрика

Случилось это 31 числа, около семи вечера, но не стал вас, читатели, грузить.

Звонок, голос симпатичной кудрявой женщины:

— Я вас умоляю, повесьте люстру, я всем звонила — никто не едет, а вы мне как то розетки меняли, будьте добры, только вот вы остались, последняя

Бабье лето, возвращаемся вечером воскресенья с дачи. На въезде в город пробка, авария и ещё авария, ругаясь лавирую по полосам. Супруга успокаивает:

— Ну что рвешь сердце, они же тебя не слышат.

Отвечаю уже спокойно, когда показываются очертания пригорода:

— Вот ты уравновешенная, когда на права сдавать будешь?

— Да не буду я, не мечтай.

— Почему?

— Сто раз объясняла, сейчас покажу.

Она что-то ищет вокруг и показывает на авто в правом крайнем ряду и просит по возможности поравняться с ней.

За рулем женщина, сжимает руль до белых костяшек, спина прямая с наклоном вперед, рядом на пассажирском сидении внутри огромного букета из гигантских ромашек мужчина с рассеянной улыбкой и блуждающим взглядом.

— Может ты и хотел бы быть на его месте, но я на её ни за что...