Пятница 13

Пятый дивизион Ленинградской милиции был не самый боевой. Он специализировался по охране кладбищ и памятников. Покойники же, равно как и памятники им, народ в принципе спокойный и к бесчинствам не склонный. По пустякам не беспокоят, и взяток не дают. Поэтому милиционеры скучали.

Подхалтуривали слегка, конечно. Цветы с могил продавали, реже — могильные плиты в новое владение. И тихой их службе коллеги завидовали: вечная тишина, свежий воздух, от выпивки никто не отвлекает.

Особенно завидовали дежурящим на Пискаревском кладбище. Там один сержант очень хороший промысел сообразил. Вечером, после закрытия мемориала, идет он к скорбящей Матери-Родине, снимает сапоги, снимает штаны, берет сачок и лезет в фонтан перед ней. И тщательно тралит. А в тот фонтан интуристы весь день кидают на прощание монеты. Глупый обычай, но прибыльный. Ефрейтор на атасе стоит, рядовой горсти мелочи в мешочки пересыпает. Потом брат рядового, летчик на линии Ленинград — Хельсинки, летит с портфелем рассортированной валюты (экипажи-то не досматривают) и закупает на все колготки. Жена ефрейтора, продавщица, продает их мимо кассы. Прибыль поровну. Такой сквозной бригадный подряд. Быть сержанту генералом!

Процедура отработана. После ловли рядовой бежит за водкой, они в дежурке принимают, согреваются и скрупулезно считают в кучки: финмарки, бундесмарки, пятисотлировики и полудоллары. Выпьют, закурят, и считают. Очень были службой довольны.

Только сортира в дежурке не предусмотрено. А в общественный — ночью под дождиком — далеко и неохота. А тут сержанту в полночь приспичило по-большому.

Вышел он: темь глухая, дождь шуршит; зашагнул в какую-то могильную чащу, присел, полы шинели на голову — Господи, помоги мне удачно отбомбиться. Употребил по назначению газетку "На страже Родины" — а встать не может.

Он дергается, а его сзади с нечеловеческой силой тянут вниз. И тут где-то далеко за кладбищем часы бьют двенадцать ударов...

Заверещал несчастный от ужаса, заупирался — но нет ему ходу. Гнетет его к сырой земле потусторонняя воля. Осквернил святое место, оскорбил прах — и костлявой рукой влечет его к себе покойник. Ни вырваться, ни вздохнуть, и оглянуться нельзя — жутче смерти.

Через полчаса вылезли подчиненные: куда запропастился? Ни зги во мраке, и только собака скулит в кустах гибельным воем. Цыц ты! Скулит.

Подходят: это сержант сидит и скулит, глаза зажмурены, уши руками зажал — а полой шинели прочно наделся на сломанное острие могильной оградки за спиной. Окликнули — скулит. Отцепили, подняли — скулит.

Привели в тепло, застегнули штаны — скулит. Влили в него водки — крякнул, и дальше скулит!

Сначала они, сообразив, что к чему, ржали до колик, потом испугались, потом надоело: хорош, мать твою, все! А он скулит.

Утром на смене доложили и вызвали скорую: сдали его психушникам. Пусть теперь им поскулит, полечится.

Как пелось тогда — "Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна".

А не фарцуй на милостыню с кладбища, не гадь на могилы. Или по крайней мере не пей на службе. Пей, но в меру. Все-таки у него, видно, совесть нечиста была.

Приехала к нам комиссия в полк. Заходит в казарму один из проверяющих, полковник. Мы стоим, группа офицеров, он к нам подходит и почему-то тихонько, совсем не по военному спрашивает:-Мужики, там у вас на входе стоит капитан. Так вот он засунул себе в нос чуть ли не весь палец... Он что?-того? И выразительно крутит пальцем у виска. Когда мы выяснили о ком идет речь, раздался громкий хохот. Дело в том, что у нашего сослуживца на указательном пальце не было одной фаланги, так вот когда он чесал нос, создавалось впечатление, что себе в нос он засовывает полпальца. Естественно полковника шокировало.

Был у нас в в/ч человек с фамилией Сержант. Звание у него было майор.

При телефонном звонке по армейскому (и не только) порядку человек, поднявший трубку должен представиться звание-фамилия. Можете представить, что думали непривычные к таким фокусам люди из Генштаба, когда им в трубку радостно отвечали: "Майор-Сержант"!

Рассказал товарищ. Служил он в Советское время в Германии. Первый отпуск, бурные проводы, пришел в себя уже на границе. Начинают погранцы шманать чемоданы. Вытаскивают на свет божий аккуратно запакованный в газету сверток. Вопрос-Что там?! С бодуна он понять не может, что он положил в чемодан.-Не помню...-Разворачивайте! Развернул-кирпич.-Зачем вам кирпич? Может у него там что-то внутри, вы таким образом что? Контрабанду решили провести? Дают молоток-разбивайте. Чуть ли не в порошок заставили раскрошить кирпич. Вызывают начальника, тот придя в помещение и увидев состояние товарища от которого со рта был шлейф как от ракеты, сказал:-отпустите его, это друзья над ним так пошутили. Знаю я эти шутки -не впервой. Короче, отделался он легким испугом.

Командир дивизии проводит строевой смотр. Был он порядочным хамом. Как и многие в его должности и звании. Подходит к одному офицеру с нашего подразделения, тот представляется.

— Что, товарищ капитан морда у вас такая красная, нажраться вчера изволили?!(а вчера он справлял день рождение).

Капитан отвечает: -Никак нет, товарищ генерал, просто с%ать сильно хочу, вот терпежу уже нет!

От такого ответа у генерала аж дыханье сперло, он кое как с себя выдавил: — Иди, а то еще обос%ешься здесь.

Капитан быстренько сматывается и до конца смотра не появляется.