Как молоды мы были…

В восьмидесятые годы срок обучения на вечерних факультетах в институтах составлял шесть лет, не знаю, как сейчас.

Первым, кто попробовал провести эксперимент по его снижению, был ЛПИ им. Калинина – Ленинградский Политех – во всяком случае у нас в городе, мне так кажется. Чтобы попасть на эту программу, надо было иметь Ленинградскую прописку, и диплом о среднем техническом образовании (техникум) по выбранной специальности.

Первой экспериментальной группе курс отмерили в одиннадцать семестров, я попал во вторую – нам нарезали десять – то есть пять лет вместо шести. Реально программы курсов не стали меньше, просто преподавателям приходилось утаптывать материал в более короткие сроки.

Все, кому довелось заканчивать вечерний, помнят, насколько этот режим дисциплинирует. В среднем в сутки минут пятнадцать свободного времени, и вечно хочется спать. Для себя я решил эту проблему так – часа три- четыре ночью, и часа полтора днём- в обеденный перерыв на работе – благо, обстоятельства позволяли. Когда сутки делятся пополам, времени на сон на самом деле требуется меньше.

Поначалу, когда с непривычки входишь в этот режим – он кажется просто кошмаром по безумному, как Ниагара, уровню потока информации, но со временем втягиваешься. И если на первом курсе, на лекциях по высшей математике, я с ужасом старался успеть законспектировать хотя бы самое основное, что наш преподаватель – замечательный добрейший мужик, доцент Егоров Андрей Фёдорович, мгновенно выписывал мелом на доске, и так же мгновенно стирал, когда ему требовалось свободное место, то на третьем обнаглел уже настолько, что мог себе позволить демонстративно зевнуть, лениво произнося-

— Андрей Фёдорович, а можно чуть побыстрее? Засыпаем…

Все хохотали – это было вроде небольшой разрядки – но он действительно читал так быстро, что неподготовленному студенту предлагался выбор – или слушать, пытаться понять и запомнить, или истерически стараться записывать в конспект всё, что появляется на доске, не успевая даже понять смысл произносимого вслух.

С середины третьего курса учебные планы поменялись, и наша, "ускоренная" группа вылетела из общего потока – отныне нам читались лекции и проводились практические занятия отдельно – не знаю, чем это было вызвано.

Ждём. Честно приходим на занятия. Преподавателя нет. Неделя, вторая, наконец является – бабе лет возле сорока, внешние данные – Джина Лоллобриджида, глаза ледяные, взгляд надменный и изумлённый – "это что, я тут ВАМ что ли, лекции ДОЛЖНА читать? "Ей бы к этому взгляду ещё форму эсэсовскую.

Открывает журнал. Проверка присутствующих по фамилиям называется.

— Артемьев.

— Я.

— Борисова

— Я.

Открывается дверь, и в аудиторию входит опоздавший – Мишка Яковлев – хохмач и задира.

— Почему опаздываете на занятия?

— Что? Это вы мне? Да, там у трамвая колесо спустило. Я уж как старался…

— КАКОЕ КОЛЕСО? Вы что себе позволяете?

Мишка, повышая тон –

— А я откуда знаю? Я что, вагоновожатый? Встал трамвай посреди дороги, говорят колесо – вам его сюда что ли принести для оправдания?

— Садитесь – ледяным тоном.

— Вешников

— Я.

— Володина

— Я.

Снова открывается дверь, и в аудиторию входит последний опоздавший – Серёга Иванов – он в порту работал такелажником, часто опаздывал – там при аврале пока не закончишь, не уйдёшь – а авралы через день.

— Разрешите? Извините, опоздал…

— Да что это такое? ЧТО У ВАС ТУТ ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ? ПОЧЕМУ ОПАЗДЫВАЕТЕ НА ЗАНЯТИЯ?

— Скажите спасибо, что вообще пришёл. – мрачно, сквозь зубы, таким тоном, что оторопь берёт.

Тяжёлое молчание. Серёга- мужик здоровенный, после армии, в Афгане воевал, ему просто так в глаза посмотреть – поёжишься.

— Колесникова

— Я.

— И ИЗВОЛЬТЕ ВСТАВАТЬ, когда я называю вашу фамилию!

Ленка встаёт, неловко смотрит вокруг – такого у нас ещё никогда не было. Следующая фамилия по алфавиту моя –

— М…в

Вот уж хер. Я сидя, нагло поднимаю ладошку и делаю несколько доброжелательных помахиваний –

— Я. Присутствую, как видите.

Тишина. Проглотила. Поскользнулась маленько – но с нами на таком уровне действительно никто из преподавателей никогда не разговаривал – мы вечерники, стипендию не получаем, общагой не пользуемся, армией нас не запугаешь – да я за всё время обучения в деканате не был ни разу – и даже не знал, где он находится. Ну не прищемить нас ничем, кроме отчисления.

Больше на перекличке не встал никто.

Не сложились у нас отношения с самого начала. Вот так и пошло. Включилась работать фрау ефрейтор, однако, как показало дальнейшее – запомнила.

Надобно отдать тётке должное – материал она знала прекрасно, лекции и практические занятия вела идеально, если не принимать близко к сердцу этот тон свысока. В том семестре нам по учебному плану втоптали почти невпих[рено]мое – системы дифференциальных уравнений, кратные и криволинейные интегралы, и теорию поля. Кто помнит, что такое дивергенция?

На всё- четыре месяца. По две лекции в неделю.

Зачёт я ей сдавал двенадцать раз. Всего пять задач – и у всей группы зачёт принимался дифференцированно, сегодня одна задача- один балл, послезавтра вторая – ещё балл, на следующей неделе третья –

— Вам тройки достаточно? Давайте зачётку.

Я решал ВСЕ задачи, она находила малейшую ошибку, и следующий раз приходилось опять решать ВСЁ целиком. Ну к примеру – если в итоговую функцию входит синус 45 градусов, она не ставила зачёт оттого, что я оставил это значение нераскрытым – а когда посчитал его на калькуляторе, и написал константой – этого, блин, недостаточно, цифра её не устраивает, точность, мать её, не та – нужно было написать корень из двух на два, а не 0,707.

Вот так и бодались. Последний раз она вообще маленько сподличала. При определении объёма и площади поверхности фигур, описанных формулами с тремя неизвестными (криволинейные интегралы) их, при пересечении, хотя бы можно представить – в трёхмерном пространстве. Она задала мне фигуры с пятью неизвестными – давай, оттопыривайся, а я посмотрю. Фантастика.

Я любил и неплохо знал математику – но с этим едва справился, на грани желания скомкать листок, и запустить ей в физиономию. Осилил. И зачёт получил.

Экзамен.

— Я понимаю, что требовать от вас идеальных знаний достаточно сложно. Поэтому предложение такое – все, кто сомневается в своих способностях, могут пользоваться учебниками, конспектами, шпаргалками – чем угодно, кто запасся. Следить не буду– но. Максимальный балл при таком раскладе – тройка. Одна ошибка – минус один балл. Кто ошибается– на переэкзаменовку.

— Если есть желающие побороться за более высокую оценку – прошу с чистым листом бумаги и ручкой- на первый ряд.

Кроме меня нашёлся ещё один романтик, но внимательно прочитав здание по билету, скромно пересел назад. Моя очередь выходить к барьеру- беру билет —

— Я готов.

Без подготовки, без размышлений – вот сейчас и посмотрим, знаю я математику, или нет.

Лёгкое изумление на лице – берёт мою зачётку, смотрит, что троек у меня минимум – только по общественным дисциплинам – ну а кто тогда всерьёз относился к "истории партии" или "Капиталу" Маркса?

Сорок восемь минут – я включил секундомер – ровно сорок восемь минут я отвечал. Задачу к билету решил вообще устно. Ни одной ошибки, мы даже не посмотрели, что было написано в билете – по ВСЕМУ курсу, по КАЖДОЙ теме, исчерпывающие точные ответы. Надобно отдать должное ефрейтору – за пределы курса она не заходила с вопросами. Знаете, как шарик летает по теннисному столу? Вот так и у нас – вопрос- ответ, вопрос- ответ. Сорок восемь минут.

Всё, спрашивать больше нечего. Курс исчерпан.

— Гм. Неплохо. Что же вы так беспомощно зачёты сдавали?

—————

.. твою же мать! —————

.

— Не высыпаюсь я. Нелегко на вечернем.

— Слушайте, мы с вами столько времени потеряли, я боюсь, что не успею нормально принять экзамен у остальной группы. Вам какую оценку ставить- четыре или пять?

— Мне безразлично. Готов хоть на тройку, при условии, что группе вы подпишете зачётки, просто посмотрев на сделанные задания.

Мадам ухмыльнулась, поставила мне четвёрку, и подписала зачётки всем остальным, вообще не глядя.

Это был наш последний экзамен по высшей математике. На четвёртом курсе была ещё прикладная – но факультативом, без экзамена.

—————

..

P. S.

На первом курсе в группе было тридцать два человека, из академок восстановились двое – итого тридцать четыре. До диплома добрались девять, защитились восемь.

Из восьмерых – шестеро составили семейные пары, а двое уже были с колечками.

Ленинградский Политех, 1982 – 87.

Ехала я в гости к своей подруге. Сначала пришлось лететь в самолете, потом долго ждать на вокзале. Думаю, ну высплюсь в поезде хотя бы те 5 часиков. Ехать мне пришлось в купе, и вагон оказался наполовину пуст. Думала, буду одна, но не тут-то было… Зашел в купе мужчина лет 55 и начал со мной завязывать разговор. Я, как воспитанная девушка, (мне, кстати 20) начала с ним общаться! Предложил пойти поесть в вагон-ресторан, я отнекивалась как могла, что не хочу, денег нет и т. д. Ну все-таки пошли, перекусили, и обратно! Меня совсем разморило, говорю: "Я посплю". Спала недолго, резко просыпаюсь, поворачиваюсь, а он ко мне В ТРУСАХ... и такой говорит: "Можно? "Я офигела, но в полном спокойствии сказала: "Конечно, нельзя! "Ехали мы с ним дальше, я ему вправляла мозг, что нельзя так! А он мне сказал: "Предложить я обязан! "В купе больше не езжу.

Когда мне было 15 лет, я копил на новый велосипед. Нет, это не начало песни. Это начало моей реальной истории. Я раздавал листовки, разносил газеты, рекламные проспекты и буклеты, начиная с сентября. Мечтал к лету прокатиться на новеньком велосипеде. А в апреле мой батя залез в мою комнату и в мою копилку, выгреб все и пропил за два дня со своими дружками. А потом избил меня, когда я упрекнул его в воровстве и потребовал деньги назад. А мать его поддержала и заявила, что раз я работаю, то теперь должен вносить часть бюджета в семью и содержать себя сам.

Мне сейчас 35. Ушел из дома в 17, прошел через многое, служил, получил два образования, могу позволить себе любой велосипед. Есть своя квартира, семья. И сын, которого люблю, и которому сам куплю велосипед. Я буду отцом, которого у меня не было. С родителями не общаюсь, мой сын их не знает и никогда не узнает.

Купила квартиру, вторичку. Уже с мебелью и ремонтом, не стала париться. Пришла подруга в гости и начала фукать, как я могу спать на чужой кровати, есть из чужой посуды, мыться в чужой ванне и срать в чужой унитаз. Я вообще-то перед тем, как заехать, заказала генеральную уборку, мне всю мебель вычистили, всю ванную, туалет, кухню, все закоулки. Посуду я лично перемыла, да и посуда — это не чужие обсосанные вилки и ложки, а кастрюля, сковородка, чайник, пара тарелок. Постельное белье у меня своё. И уж тем более я от подруги это не понимаю, потому что у неё есть любовник, с которым она мотается по гостиницам и отелям, причём не самого высокого пошиба, мягко говоря. Могут снять номер при сауне, и уж там я за чистоту белья точно не ручаюсь. А тут в квартире всё вымыто, вычищено. Никто не умирал точно, всё было и так вполне чисто, жила женщина с дочкой.

1982г. Город Чимкент. Гостиница Чимкент. Мы, юные спортсмены 24-16 лет на сборах. Решили вечером перекинуться в картишки на интерес в нашем на двоих номере. Одного товарища поймали на шулерстве, а на кону 10 рублей. Словесный конфликт плавно готовился перерасти в массовую драку. Шулер хватает гранёный графин, поднимет его над головой и пытается с имитировать бросок, что бы напугать нападающих. Но на замахе подскальзывается и графин отправляется в свободный полет. Все увернулись, стекло, стоимостью 90 рублей (стоимость нам потом сказали)-нет. В общем графин пролетает над головами, пробивает стекло, и приземляется в лобовое стекло, проезжающего по своим делам мимо, милицейского уазика. Хоть милиционеров к разному готовят в школах милиции, но к этому они явно были не готовы, поэтому водитель резко вывернул руль, а затормозил его столб освещения, который тоже нападения не ожидал и просто рухнул, притворившись мертвым, но новую Волгу. Мы платили только за стекло.