Пошел сегодня одного человечка на станцию встретить, иду по подземному переходу, смотрю, — впереди мамашка с коляской по лестнице поднимается. И так она надрывно эту коляску по ступенькам за собой тащит, тыгдым-тыгдым, тыгдым-тыгдым, у ребёночка только голова туда-сюда клац-клац, клац-клац. Просто никаких сил смотреть. Подскакиваю, коляску хвать. А ведь нельзя, спина у меня сломана. Но никак мимо пройти не могу, обязательно надо свои великолепные душевные качества проявить. Ну да ладно, что по сути весу-то в том ребёночке? Не сломаюсь поди.

Короче, хватаю колясочку эту с ребёнком, только пару шагов сделал, чувствую — бэмц! Сейчас у меня или пупок развяжется, или остатки позвоночника в штаны ссыпятся. Просто какой-то невероятно тяжелый малыш попался. А на вид так и не скажешь. Совершенно вроде обычный карапуз. Сидит такой, не боится ни капельки. Очень хороший ребёнок. Не ребёнок, ангел. Но очень тяжелый. И смотрит так серьёзно, где-то даже с сочувствием. "Что мол, дядя, тяжело? Терпи теперь. Кто ж тебя заставлял чужого ребёнка хватать? "

И вот несусь я значит с этим ребёночком по лестнице вверх, а мамашка где-то сзади — "Мужчина! Ой, мужчина!". Но до мамашки ли мне? В виске только одна мысль бьётся - только бы добежать. Только бы не уронить. Только бы не упасть замертво.

Последняя ступенька, уффф! Добежали, слава богу. Коляску на землю ставлю, в спине хруст, наклоняюсь к малышу, спрашиваю: "Что ж ты тяжелый-то такой? "Тот глазами хлоп-хлоп, а мамашка сзади, запыхавшись:

— Ой, мужчина, спасибо вам!

А у самой щёки аж пылают. То ли от мороза, то ли об бега, то ли от стыда.

— Я всю дорогу за вами бежала, хотела сказать! Там в коляске, в поддоне, — мешок картошки! Вам не тяжело было?

Мне? Тяжело? Да ладно! Какой-то мешок картошки. Не цемент же, не блины от штанги. Что ещё и возить в детской коляске, как не картошку? Ну не памперсы же в самом деле!

Так я подумал, но вслух конечно сказал:

— Ну что вы! Я даже не заметил.

И похрустывая четвёртым позвонком, несгибаемой походкой Дарт Вейдера почапал своей дорогой.

Всё? Нет!

Иду обратно, думаю — хрен я больше через ваш подземный переход пойду. С вашими колясками, мамашками, какашками, картошками, нахрен! Прямушкой пойду, по путям. Иду, снежок валит, рельсы блестят, вокруг ни души, красота. И вдруг откуда ни возьмись — "Сыноооок! "Да что ж за день такой?

Смотрю — барабулька. Стаааааренькая, еле ноги переставляет. Откуда взялась — непонятно. Только что не было, и нате. Нарочно меня караулила что ли? "Ой, сынок! Дай бабушке руку! Скользко — страсть! Совсем что-то ноги не слушают! "

Ну что ты будешь делать? Осмотрев внимательно бабушку на предмет поддона с картошкой, и ничего подозрительного не обнаружив, подал руку. Только мы один путь одолели, тут навстречу группа лосей. Школьники, но здоровенные, каждый выше меня, четыре штуки. Идут, смеются, весёлые, может с тренировки. Тут уж я не растерялся. Говорю — Эгегей, тимуровцы! А ну-ка взялись быстренько, помогли бабушке через рельсы перебраться!

Те даже не замешкались. Моментально взяли барабульку в кольцо, под руки хвать, и кааак попёрли! Только снег из-под копыт. Слышу скрозь смех:

— Бабушка, да вы ногами-то не дрыгайте! Вы их просто подожмите!

Я ещё успел крикнуть вслед:

— Э, пацаны, это не конрстрайк, это всамделишная бабушка!

Но они уже неслись где-то вдалеке по полосе отчуждения, бережно сжимая бабушку крепкими тренированными плечами.

А я шел неспеша, вслушиваясь в свой четвёртый позвонок, и думал, что помогать людям это конечно хорошо и правильно. Но при этом нужно непременно уточнять, что у них там в поддоне.

Батюшка наш — очень неформальный священник. В том смысле, что сохранил обычное человеческое здравомыслие и чувство меры во всем. Вот, говорит, пришла женщина на исповедь. Он ей:

— Кайся, дочь моя, в своих грехах.

— Да я прямо и не знаю, в чем каяться. Ну, не грешила я совсем.

— Так чего ж ты на исповедь идешь, если грехов за собой не знаешь? Сначала нагреши как следует, а потом приходи.

Еще раз о блондинках.

Недавно попробовал жареные бараньи яйца (кстати, если правильно приготовить совсем не дурные) и поделился впечатлениями с другом. А тот соответственно со своей подругой. Диалог:

Он: Представляешь, что Вова ел?

Она: Что?

Он: Бараньи яйца!

Она: ОНИ ЧТО, НЕСУТСЯ?!?!

Работает у нас одна пенсионерка, очень заботливая мать, ежедневно общающаяся с живущим отдельно женатым сыном. Как-то летом сына пожаловался ей, что сильно и обширно стёр ногу. Встревоженная мама, велев зайти к ней на работу за крахмалом для присыпания стертого места, притащила ему с полкило в тщательно запакованном пакете.

Забрав у мамы крахмал, сын отработал день, а вечером они с женой решили погулять. Бродя по улицам, они встретили брата жены, сына обменялся с ним крепким рукопожатием, перебросились парой слов и расстались. А надо сказать, что брат сыновой жены, в отличие от неё самой, давно является широко известным в узких кругах наркошей, сохраняющим вполне человеческий вид только за счет еще одной нежной матери, сыновой тещи. И вот отошли они от места встречи метров на 50, и на них из-за кустов с двух сторон прыгают какие-то люди, крутят им руки и вежливо, но настойчиво предлагают "пройти". Отказаться было невозможно. Ой, что было, шеф, что было, когда в отделении из сыновой сумки извлекли мамулин пакет с крахмалом, про который он благополучно за день забыл и дома не выложил. Немая сцена из "Ревизора", не меньше. В глазах стражей порядка мысли крутились как в калейдоскопе, читалась в них и надежда на крупное раскрытие и новые звёзды, и сомнение, ибо уж больно мешок большой... Ну вскрыли пакетик, разобрались, извинились, конечно, отпустили. А мама, смотрю, сына за сыпучими продуктами больше не зовет.

Едем с женой на машине по мосту через Москва-реку в Марьино, говорю ей — смотри-ка, дикий минус на улице, а река не замерзает. А она флегматчно замечает — скоро незамерзайку зимой можно будет прям из Москвы-реки ведрами черпать...