Описываемые события начались ещё летом 2005 года, когда умерла (по естественным причинам)
соседка моего сослуживца, человека, поведавшего мне эту историю. Проживала она на первом этаже, была скромной спокойной старушкой. Сослуживец мой жил в квартире над ней в тишине и покое.
Наследники квартиру решили продать, но, до улаживания всех связанных с наследованием формальностей, сдали её выходцу из ближнего зарубежья, то ли с Кавказа, то ли из Средней Азии. Южный человек (ЮЧ) имел жену, троих малолетних детей и держал несколько продуктовых палаток.
Палатки требовали товара. Товар требовал доставки. Для этого у ЮЧ был автомобиль.
Описание этого автомобиля длинно и горестно, но без этого никак.
ВАЗовская "двойка" годов семидесятых. Пробег (судя по состоянию) – до Луны и обратно. Голубая, но голубыми, правда, были только кузов и водительская дверь. Правые двери были зелёными, левая задняя – жёлтой. Капот просто грунтованный. В единственной "родной" двери зияла проржавевшая дыра, через которую был виден коврик и немного педали, обивка двери отсутствовала. Когда пришла зима, ЮЧ стал затыкать дыру газетой. Двери и капот открывались не всегда с первого раза и никогда с первого раза не закрывались.
Колёса стояли от разных производителей, причём одно из них – зимнее шипованое новое (!), резина направленная – стояло "против шерсти". Остальные были бы похожи на слики Формулы -1, но "грыжи" портили всю картину.
Система выпуска представляла собой одну большую дыру, можно сказать, глушителя у автомобиля не было. Радиатор тёк.
Двигатель был тоже не в лучшем состоянии. Заводился раза с десятого. Дымил.
О том, что у автомобиля было с рулевым управлением и тормозами, думать было страшно. Талон техосмотра присутствовал на лобовом стекле, естественно битом.
Каждое утро для всего двора начиналось теперь часа в четыре, в лучшем случае в пять.
Сначала заливалась вода в радиатор, т. к. за ночь она вытекала. Чтобы не носить воду далеко, ЮЧ парковал голубенький автокошмар на газоне под своим окном, под балконом моего сослуживца.
ЮЧ выходил к машине, а его жена подавала ему ведро с водой из окна. Если она не успевала открыть окно и появиться в нём с ведром, ЮЧ пытался докричаться до неё через закрытое окно и спросить, чего она копается. Потом следовали попытки открыть капот. Потом – попытки его закрыть. Пока было тепло, двигатель ещё как-то заводился, и автомобиль покидал двор.
С приходом поздней осени стало хуже. Теперь каждое возвращение ЮЧ с работы сопровождалось дополнительно сливом воды из системы охлаждения (на травку) и съёмом аккумулятора – то ли генератор был убитым, то ли аккумулятор.
Утром и аккумулятор, и воду надо было возвращать на место. Несколько раз, прикручивая клемму к аккумулятору, ЮЧ ронял ключ в моторный отсек со всеми вытекающими последствиями – воплями и криками. Иногда ЮЧ забывал завернуть сливную пробку и вся вода выливалась на землю. Тогда через уже закрытое окно он кричал жене, что ему нужно ещё воды… Потом орала его жена, ставя под сомнение умственные способности человека, забывшего закрутить пробку. Вода подавалась горячей, и когда при передаче ведра через окно случались неприятные неожиданности в виде незапланированного мытья головы ЮЧ снова поднимался крик на весь двор.
Запуск двигателя превратился в увлекательное шоу, сопровождающееся многократным хлопаньем капота, двери, воем стартёра и чиханием мотора. В итоге двигатель заводился, но на это уходило до получаса, нередко с заменой аккумулятора на другой, такой же убитый. Вот тогда становилось плохо по-настоящему — весь двор заволакивало сизым дымом под адский грохот троящего движка без глушителя. Причём дым пёр и из-под кузова, и из-под капота, навевая мысли о надвигающемся пожаре.
Всё это сопровождалось гортанными криками на незнакомом языке и русским матом. Вспоминалось нетленное: "Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! "
Я забыл сказать, что у моего сослуживца был своеобразный график работы. Он приходил к обеденному перерыву, а уходил иногда и после нулей, будя и пугая охрану. Ложился глубокой ночью, вставал поздним утром. С таким соседом его существование стало невыносимым, весь его жизненный цикл был сломан.
Сослуживец пытался поговорить с ЮЧ, объяснить недопустимость подобного поведения при проживании в многоквартирном доме. Но все переговоры и его, и других соседей проходили по одному сценарию. ЮЧ забывал русский язык и что-то кричал на своём, размахивая руками. Говорить спокойно он не умел. Потом на лестничной площадке появлялась жена и тоже начинала орать. Потом выходили дети. Они думали, что мать кричит на них, и начинали плакать. Жильцы жаловались участковому, но на того так же наорали не по-русски, он плюнул и ушёл, проверив регистрацию. Регистрация была в порядке.
Пришла зима. Становилось ясно, что в скором времени как минимум один подъезд пятиэтажки поедет в дурдом в полном составе, и мой сослуживец решил действовать. Тут как раз и ударили особенно сильные морозы.
Ночью он надел двое штанов, два свитера, куртку и меховую шапку. Замотал шарфом лицо. Натянул толстые шерстяные перчатки, а на них – резиновые. Подключил к крану длинный шланг, приготовленный на дачу, включил воду и вышел с ним на балкон. Было минус 35 по Цельсию…
Часа через полтора всё было кончено. Самодвижущаяся повозка покоилась под десятисантиметровым слоем льда, намертво примёрзнув к планете Земля. Не то, что бы открыть двери, подойти к ней, не упав, было нельзя – вокруг был залит каток.
А утром всех разбудил "крик брачующегося марала" (c), горестный от безысходности.
Конец истории был несколько странен и, я бы сказал, пресен. ЮЧ разборок ни с кем не устраивал, никого не зарЭзал. Стал тих и незаметен, а потом так же тихо съехал. Ближе к весне забрал машину. Когда оттаяла.