Кого спасать будем?

В 1967 году режиссер Наум Бирман снимал на Ленфильме свою первую картину "Хроника пикирующего бомбардировщика". Сегодня, спустя полвека, фильм смотрится превосходно. Советская военная классика. Его необычность в том, что три главных героя, которые в конце погибают, выполняя боевое задание, — интеллигенты. Художник, учитель, скрипач. Создателям картины (сценарист Владимир Кунин, оператор Александр Чиров) повезло: руководство Ленфильма не ожидало от проекта ничего значительного и в процесс почти не вмешивалось. Но в какой-то момент директор киностудии посмотрел отснятый материал и захотел фильм улучшить.

— Наум Борисыч! — обратился он к режиссеру, — Мы снимаем хороший, важный, патриотический фильм. Наши герои — отличные ребята и настоящие герои. Ну зачем ты их убиваешь? Я предлагаю другую концовку. Последний бой. Наш экипаж против десяти фокеров. У наших кончились патроны, кончается горючее. Их подбивают, самолет горит, идет вниз. В последний момент они выпрыгивают на парашютах. Медленно летят, садятся на лесную полянку. Тишина, земляника, как будто нет войны. Они достают самокрутку, раскуривают, передают друг другу. Начинается музыка, камера отъезжает. Конец фильма.

— Понимаете, мы их убиваем не потому, что недостаточно любим, — ответил Бирман, — Как раз наоборот. Они погибают, потому что вот такие прекрасные, талантливые, добрые и веселые ребята, созданные для жизни, действительно, гибли на войне, и часто первыми. В этом — главная мысль фильма, его сила.

— Понял, не дурак! — говорит директор, — Предлагаю компромисс: пусть спасется один. Серега Архипцев, самый из них положительный, зрелый, командир! Самолет горит, идет вниз, в последний момент Серега выпрыгивает и выживает!

— Так не бывает, — объясняет Бирман, — Командир оставляет боевую машину последним.

— Тогда пусть спасется балагур, которого играет Даль, — настаивает директор, — Самый веселый и обаятельный!

— Он не может спастись. Он стрелок-радист и находится в отдельном отсеке. У него нет люка. Если самолет подбит, он — смертник.

— Понял, не дурак! Кто у них там третий?

— Третий — Веня Гуревич. Еврей. Музыкант.

Директор задумался и после короткой паузы вынес окончательный вердикт:

— Ладно, черт с тобой, пусть гибнут все!

После первой ночи с ним она была расстроена и плакала весь день: что так расстроило жену Пушкина

Александр Сергеевич Пушкин был человеком особого таланта, но никогда не слыл при этом ответственным и кропотливым. Он мог часами работать только над созданием литературных произведений. В повседневной же жизни поэт позволял себе очень многое. Долги,

Несмотря на маленький рост и хромоту, Зиновий Гердт был любителем красивых дам. В 30-е годы ему довелось поработать в театре великого Мейерхольда. Тогда Гердт был еще никому не известным молодым актером.

Как-то раз в фойе театра он увидел роскошную блондинку в шикарной шубе. Это была настоящая русская красавица с бездонными голубыми глазами и шикарным бюстом. И Зиновий влюбился без памяти, хотя дама была его выше на целую голову. Она часто ходила на спектакли, и всякий раз Гердт пытался найти предлог, чтобы с ней познакомиться, но она не обращала на него никакого внимания.

Тогда молодой актер попросил самого Мейерхольда ему подыграть и как-нибудь возвысить несчастного влюбленного в глазах красавицы. Режиссер охотно согласился. Перед очередным спектаклем Гердт встал рядом с дамой, а пробегающий мимо Мейерхольд бросился к нему, полный отчаяния:

— Голубчик мой! Что же вы не приходите на мои репетиции? Я без ваших советов решительно не могу работать! Что же вы меня губите, голубчик?

— Ладно, ладно, — снисходительно свысока ответил Гердт, — Как-нибудь загляну.

Он думал, что красавица-театралка будет потрясена! Но, она равнодушно надела свою шубу и ушла.

— Вот же корова! – удивился Гердт и вся его любовь моментально улетучилась

Зиновий Гердт жил на даче рядом с Александром Твардовским. Часто устраивали литературные дуэли — кто больше стихов знает наизусть!

Твардовский шпарил целыми поэмами, всегда побеждал.

Но речь о другом. Как-то зимой он подвозил Гердта в Москву на своей черной "Волге".

И вот они выезжают на трассу и видят, как от автобусной остановки отъезжает автобус, а за ним с двумя огромными бидонами бежит тетка. Автобус, разумеется, не останавливается. Тетка с досадой грохает бидоны на дорогу и пуховым платком вытирает пот со лба.

— Останови, — командует водителю Твардовский, распахивает дверь черной "Волги" и командным голосом тетке, — Садитесь!

— Это я детям везу, — жалко запричитала тетка.

— Садитесь, — повторил Твардовский.

Тетка подхватила бидоны и вдруг рысью помчалась прочь...

— Вы б ей еще красную корочку показали, — сказал язвительно Гердт.

Дальше ехали молча.

— Да... Буду печатать Исаича, — уже перед самой Москвой проговорил Твардовский.

Рассказывает Эдит Пиаф.

Несколько лет назад, когда я пела в "ABC", как-то вечером я спустилась в бар, в двух шагах от мюзик-холла, чтобы выпить чашку кофе. Сидя у стойки, я увидела в окно проходившую по улице женщину в плохо сшитом габардиновом пальто. В руках она несла какой-то сверток. Я бы не обратила на неё внимания, если бы не заметила