В универе познакомился с девушкой. У нас было много общего, в итоге мы начали встречаться. Как она говорила, у нее не было друзей, семьи не было тоже. У меня же были сложные отношения с отцом и мачехой, общался я с несколькими одногруппниками, но не было дружбы. Мы всегда были вдвоем, нам это нравилось. Отец отнесся к ней холодно, знакомства с моими одногруппниками она всегда избегала. Меня тоже не знакомила ни с кем, да и не с кем было.

Наши отношения длились год. Однажды я уехал на два дня, а когда вернулся, не было ни ее, ни ее вещей. Я спрашивал о ней у ее одногруппников, искал ее в тех местах, где мы раньше бывали, даже у отца спрашивал, не знает ли он, где моя невеста. Но никто ничего не знал, некоторые даже не слышали о ней. Когда я пришел писать заявление о пропаже, понял, что даже не знаю ее настоящей фамилии, она всегда называла выдуманную, а спрашивать настоящую или заглядывать в паспорт я даже не подумал.

Прошло несколько лет, я прошел множество врачей и уже смирился с тем, что она была лишь плодом моего воображения. Но недавно в парке на скамейке я увидел ее. Она заметила меня и убежала, я даже не успел догнать ее. Теперь я не знаю: или я болен, или она реальная.

Так вышло, что все своё детство я провела с бабушкой. Ну, как бабушкой... Мария Викторовна — именно так мне хотелось ее все время называть. Она была человеком старой закалки. Строгая, грубая, властная. Вместо "Доброе утро, внученька! ", было "Хватит спать! Вставай давай!". Вместо милой и искренней улыбки хмурые брови и полные печали глаза. Она никогда не говорила, что любит меня, никогда не извинялась. Слово было для меня мерилом любви. Но время шло, и, вспоминая детство, на ум приходят больницы, в которых я провела суммарно не менее года, и то, что Мария Викторовна каждый день ко мне ездила; горячие вкусные завтраки, ждущие меня каждое утро, и поддержка, которую она оказывала после ссор с мамой.

Сейчас мне 18, и Мария Викторовна ушла из моей жизни, на ее месте теперь любящая бабушка, не умеющая выражать свои чувства громкими фразами и красивыми словами. Я счастлива, что осознала весомость поступков, пока не стало поздно. Благодарна бабуле за мое детство и мое воспитание.

Моя бабуля — хирург. Прошла войну и концлагерь, потеряла почти всё, кроме чувства юмора. Она еврейка, но на семейных застольях её первый тост "за холокост"; шутит, что мы с сестрой друг другу запчасти в организме носим; троллит соседок, что у них пенсия маленькая, потому что они проституками всю жизнь работали; обожает ночью кого-нибудь припугнуть до тахикардии. В общем, в свои 95 лет она всячески развлекается. Мы её любим, конечно, но иногда думаем, что просто не переживём.

С детства была полной. Каждый раз, когда тянешься за хлебом: "КУДА? Ешь без хлеба! Толстые девочки — это некрасиво!" Тянешься за солью: "Куда? От соли отечешь, и так круглая, как шарик". Папа говорит маме, что я толстая. Мама ничего не делает и говорит, что я толстая. В 16 лет пошла к врачу сама. Оказалось, у меня редкое гормональное заболевание. То есть я толстая, бесплодная, с щетиной, к 30 мои сосуды и нервы износятся, а кости будут стираться. А Мама на это выдала лишь: "То есть ты все-таки будешь толстой?"