на порожек, снял тапки и принялся болтать босыми ногами над убегающим вдаль железнодорожным полотном. Стояла тёплая белая ночь, мимо проносились уснувшие цветочные луга, стройные хвойники и безвестные полустанки.

Вскоре нарисовалась какая-то девушка, тоже пришедшая за воздухом. Она присела рядом, и мы поехали, как крокодил Гена с Чебурашкой, любуясь светлыми ночными просторами и весело болтая над шпалами уже четырьмя босыми ногами. Девушка возвращалась через Питер из Иерусалима. Я люблю историю, и как оказалось дофига знал об этом городе, но все мои сведения устарели лет эдак на две-три тысячи. "А что там теперь на таком-то месте? " — спрашивал я заинтересованно, а она весело смотрела на меня, как на придурка из машины времени.

К середине пути мы сидели всё на том же порожке крепко обнявшись и сплетя ноги над убегающими рельсами — немного похолодало. На очередной станции наш скорый поезд всё-таки остановился, и какая-то бабка на перроне вдруг шуганула нас воплем "Эттто что за п@рнография! "

Мы посмотрели друг на друга и поняли – действительно, п@рнография.

Сколько с тех пор меня не носило по планете всеми видами транспорта, этот потрёпанный питерский поезд с вышибленной задней дверью так и остался для меня навсегда самым счастливым…

за пыжиком (или ррррено — хрен его знает), каблучок, замызганный по крышу, бодренько так бежит.

За туннелем начинается сужение (стройка, итить), а во втором слева ряду плетется газель-фургончик, поэтому пыжик наддает газу, чтоб обойти ее перед сужением. Но - то ли моторчик слабоват, то ли газельщик тоже подтопил, однако на сужение они выезжают рядышком. И тут, по нашей расейской традиции, внезапно слева возникает разделительный бордюр, заужая левый ряд еще почти наполовину. Я-то про эту подлянку знаю (чуть сам не попался — пронесло), а пыжик начинает неистово оттормаживаться, его, понятно, на снежке закручивает, ставит поперек ряда, задним колесом он втыкается в бордюр и, отскочив, носом толкает газель в борт. И кладет ее на бок.

От удара у газельки, пока она красиво падает, открываются двери фургона.

И в фургон юзом влетает откуда-то взявшаяся пятерка жигулей.

Двери закрываются.

Хвала Всевышнему, у меня АБС. И сзади, к счастью, машин не было. Потому что я как встал тупо на тормоз, так и не снимал ногу, пока вышеописанное разворачивалось перед моим носом. Потом закурил и осторожно объехал свалку, опасливо наблюдая, как из газели сперва показалась монтировка, а потом уже лохматая голова ее обладателя...

Они были на консервации ещё в 80-е, я облазил тогда их школьником вместе с друзьями, удирая от принудительных сельхозработ.

Офигевшие от безделья танкисты позволяли нам виснуть на стволах и забираться в люки совершенно безнаказанно и бесплатно – всё равно с нас взять было нечего, кроме кривой морковки и вечнозелёных помидоров, которых танкисты могли и сами надёргать на окрестных полях.

Благодаря такому счастливому детству я и оказался в начале 90-х невольным зачинщиком последующей уголовщины – рассказал об этих танках своему приятелю. Он как раз удачно вытащил из-под японского мусорного пресса свой первый джипик и на подъём стал очень лёгок. Приятель в своё время отмазался от армии, но этой страницы биографии ему явно не хватило

– всё своё сознательное детство он играл в танчики. Пары ящиков сомнительного коньяка командиру части и незначительных дополнительных капиталовложений пузырчатой формы ему хватило, чтобы вывести ходовую часть одного танка из консервации. Этим он существенно повысил с нуля боеспособность доблестной воинской части. Приятель получил право каждые выходные кататься вокруг неё по просёлочным дорогам сколько влезет.

Влезло очень многое – наскучив ближними окрестностями, приятель забирался всё дальше и однажды вознамерился пересечь упомянутую международную трассу. На неё он мог бы выехать и по-человечески с просёлочной дороги – но он же был на танке! Решил немного спрямить по полям и наконец увяз в озерце-кювете прямо под трассой.

Вообще говоря, заставить танк увязнуть довольно трудно. Но за плечами у приятеля были права на вождение легковушки весом с гусеницу этого танка и минутный инструктаж развеселого танкиста, который для популярности изложения заменил все технические термины замысловатыми матами. Скорее всего, танк и сам бы выехал из кювета, но приятель решил не рисковать – в случае неудачной попытки ему пришлось бы потратить целый день на расконсервацию второго танка и многое услышать о себе от командира части.

Приятель дождался на обочине очередной туристский Икарус и голоснул.

Водитель несколько охренел, но согласился помочь. Вскоре из автобуса посыпались удивлённые китайские туристы с вещами. Они увидели зрелище, которое наверно было лучшим за всю их поездку – танк страшно взревел и окутался дымом, Икарус наддал, и 45-тонная махина поползла на трассу.

Проезжую часть это особенно не повредило – она была убита задолго до танка. Из люка высунулся закопчённый танкист в гражданском и проорал китайским туристам что-то про пис во всём мире. Потом он огляделся и посоветовал водиле Икаруса немедленно сваливать – далеко на бескрайних просторах нарисовалась канареечная машинка госавтоинспекции. "Вали, я прикрою! " — сказал приятель. Китайцы попрыгали обратно в автобус, и тот рванул места.

Слово своё приятель сдержал – он подпустил тружеников полосатого жезла поближе, свернул на просёлочную дорогу и принялся уходить малым ходом, от всей души виляя задом. Приманка подействовала – гаишники свернули за ним. По мере их приближения он плавно нарастил скорость до 80, но особо не отрывался, храня дистанцию – впереди сбоку просматривалась довольно ровная, но местами всё-таки порядком пересечённая местность.

Часа через два сообразительные гайцы вытащили свою машинку из какой-то задницы и сумели добраться до железных ворот воинской части. Приятель в это время уже подъезжал к Владивостоку. Как потом рассказывали солдатики, часовой выразительно крутил пальцем у виска и смеялся, на территорию воинской части пустить отказался категорически.

К сожалению, танковые прогулки на этом пришлось прекратить…