Вот где я накосячил, что карма меня так гандошит?
Только сел обедать, прибегает начальник. Всего трусит, глаз дурной.
— Кидай всё, собирайся в Феодосию!
— Ну и что на этот раз, спрашиваю?
— У самолёта, что вчера ресурс продлевали, ответчик отказал! Бери Володьку и дуй в караулку за оружием. Подменные платы для ответчика я найду.
(Самолётный ответчик "Свой-Чужой" изделие секретное, без Нагана и сопровождающего даже отдельные платы запрещено перевозить.)
Короче, пока этот Наган получили, пока ЗИП укомплектовали, — командировки оформили, а вот денег командировочных нет. Касса до 16 часов. Хорошо, что с билетами на поезд повезло, — успели, правда купили за свои кровные.
В Феодосии сразу на борт, заменили проблемные модули, вроде должно работать. Но не факт – для 100% гарантии нужен облёт. Летунам сказали, ну и Руководитель Полётов не возражает.
Машина пошла в облёт, мы курим с Наганом за поясом, разглядываем палёные платы, ждём приговор. Но блин, что-то долго облётывается! Пошли к РП:
— Где наш борт?
— Ваш? Ээээ… так улетел он к хозяину! Ответчик в порядке, нах[рен]а садиться сюда опять?
— Ё* твою!! А шмотки наши на борту это как?
— Так вы сами их просрали, мне что – возвращать самолёт из-за ваших портков?
— Мы просрали? А ты нам общагу давал? Мы же с поезда сразу на борт припёрлись!
— Нихера не знаю, валите туда, откуда приехали.
Ну и что делать?
Вытрусили из карманов все деньги, посчитали – на поезд из Симферополя хватает, на автобус Феодосия-Симферополь нет.
Тут нам повезло, врать не буду. И зайцами в Симферополь добрались, и купейные билеты взяли без проблем. Сразу к начальнику поезда. Говорим – видишь командировочные с красной полосой? К нам в купе подселять никого нельзя. Секретные мы. Говорит – знаю, ехайте.
Закрылись в купе, едем, худеем. Чаем не наешься. В Мелитополе – херась, проводник приводит нам в купе женщину со старшим лейтенантом!
— Эй, проводник, ты ничего не попутал? К нам нельзя, начальник поезда в курсе.
— Ребята, я ничего не знаю. Мне никто про вас не говорил, — вот места, вот пассажиры на эти места.
Смотрим мы, а женщина то с сумками. Железобетонно там курица или котлеты. Может и 100 грамм есть. Короче, пошептались и не стали возражать.
А вот зря. Знали бы чем это кончится!
Пожрали они вдвоём и завалились спать. Наверное голодными мы не выглядели, поэтому котлеток нам не отвалилось. Давай и мы ложиться. Платы ответчика в пакет и под лавку, а Наган под подушку. А куда его ещё?
Старлей видать первым проснулся, судя по дальнейшим событиям. Он увидел ствол Нагана, который торчал из-под подушки! Что делать?! А в самом деле, что делать? Надо искать милицию, он же военный а не группа захвата какая-нибудь. В поезде ДОЛЖЕН быть милиционер!
Вот тут ему повезло, не один милиционер в поезде был. Четверо! Они везли в спецвагоне заключённых. Или подследственных, хер их разберёшь. Рассказал он милиции про "банду" в своём купе, они прониклись. Закрыли свой вагон на ключик и бегом бандитов брать.
Молодцы милиционеры, сильно не били. Так, под дых пару раз для порядка. Но руки заломили профессионально. Кричу –? с? у? к? и?? п? о? з? о? р? н? ы? е? товарищи, вы что делаете! Вон документы в карманах!
Достали они документы, ознакомились и сели на жопы. Говорят, мы слыхом не слыхивали, что у нас по стране ездят гражданские с оружием и разрешением на него. Ну ладно, хер с вами. Ушли.
Смотрю я на старлея, а он глаза в окно.
— Слышь, старлей, ты думал капитана досрочно дадут?
Молчит. Ну молчи, воин.
А минут через 20 возвращается милиция к нам в купе, воина нашего за грудки и в тамбур. Что случилось? А вот что: пока милиция с нами разбиралась, зэки в закрытом вагоне добрались к своим документам и спустили их в унитаз.
Много слов старлей услышал от милиции. Похоже им теперь только в дворники идти, если возьмут.
А поделился бы вечером бутербродами, глядишь и разговорились под чаёк. Узнал бы почему к нам в купе подселять никого нельзя.
А в общем командировка ничего так, — шмотки наши передали другим бортом, деньги позже выплатили. Грех жаловаться.
Все наверное знают, что в Красной армии был 46-й гвардейский ночной бомбардировочный авиационный Таманский Краснознамённый ордена Суворова полк...
Руководила формированием Марина Раскова. Командиром полка была назначена Евдокия Бершанская, лётчица с десятилетним стажем. Под её командованием полк сражался до окончания войны. Порой его шутливо называли: "Дунькин полк", с намёком на полностью женский состав.
И вот одна история о тех днях.
"Бои затяжные, изматывающие, передовая линия постоянно меняет конфигурацию. И однажды вечером с неба раздался женский ангельский голос:
"Вы, еб@вашу мать, докуритесь! " — кукурузница-летчица спланировала над окопами и упреждение дала, потому как войско, налопавшись, закуривало, и вся передовая высвечивалась огнями цигарок, будто торжественно-праздничными свечками. "
То есть, летя по своим делам, "ночная ведьма" увидела демаскировку в наших окопах, не поленилась спланировать, и гранатой жахнуть немного в сторону.
Чтобы не расслаблялись ребята, когда Юнкерсы прилетят.
В далёких 80-х довелось мне служить в Новосибирской области, отмеченной на карте большим зелёным пятном и надписью "Тайга".
Вызвал меня, однажды, ротный и не стесняясь в выражениях, приказал взять двух бойцов, радиста, оружие и всё что полагается в таких случаях после чего убыть в распоряжение группы геологов, коих следовало сопроводить
по указанному ими маршруту. Советский солдат — тварь неприхотливая, был бы приказ: надо в минус 30 шастать на лыжах по тайге — будет, пусть даже для сугрева он всю тайгу на дрова попилит.
В первый же день путешествия выяснилось, что у геологов познания о геологии заканчиваются описанием формы школьного глобуса. Ну начальству виднее: сказали геологи, значит геологи. Боец же по прозвищу Будулай уже на второй день рассекретил истинную профессию группы — химики, задача которых была собирать пробы воды и воздуха. Ну как рассекретил: его же не просто так прозвали Будулаем. Цыган он и есть цыган, даже разведчик, все равно цыган. Я, кстати, впервые тогда узнал, что и этих конокрадов, оказывается, в армию призывают. Коней у нас в части не было, а вот всё остальное было и не дай бог оно было плохо прикручено. Будулай тырил всё. Уж сколько били его, воспитывали, кино про тюрьму показывали, один чёрт. Генетика. Ведь он, наверняка, и сам не знал зачем ему этот ящик ложек, [м]лях или ведро ружейного масла. Вот и у химиков, тьфу, геологов он спёр, какую-то блестящую штуковину о чём они долго и надрывно горевали. А в армии же нет слова украли, есть только слово про[втык]ал. На всякий случай, я одним глазком глянул что там пропало, вроде не счётчик гейгера, ну думаю и ладно — остальное, что организм советского воина не переварит, прекрасно умещается под солдатским матрасом.
Про дорогу и рассказывать-то особо нечего, знай шелести себе лыжами, да по сторонам поглядывай. Одним словом, всё как всегда: то радист с криком "ух ты, смотрите хвост" выдернет из сугроба лисиный хвост, на другом конце которого оказывается сама лисица, сильно возмущённая фактом её прерванной охоты за мышами, то геолог попросит привал чтобы сменить валенки и штаны после встречи с тигрицей на тропе, то кошка лесная варежку у спящего караульного сопрёт, а на утро вернёт и записку внутри этой варежки оставит, что в следующий раз в неё насрёт. Обычные солдатские походные будни.
Через неделю мы вышли на акустический маяк. Для тех, кто не служил: компас работает не во всех местах, а GPS в те времена был только в виде мха под сосной- сходил в туалет, мхом этим подтёрся, ямку закопал и заодно товарищам рассказал где север с югом. Вот чтобы только на мох, при отсутствии солнца или звёзд, не надеяться и ставили акустические маяки на тропах— это обычный грошовый радиоприёмник с магнитной антенной, направленной на самую мощную дальневолновую радиостанцию. Видя географическую ориентацию антенны приёмника, легко определить и север-юг. В нашем случае на маяк-то мы вышли точно, вот только сам маяк не работал. Оно и понятно: аккумуляторы сдохли давно на морозе, а речка, в которой покоилась питающая его динамо-машина, промёрзла до дна. Это, конечно, не каша из топора, но и не синхрофазотрон, поэтому радист быстро соорудил на столбе ветряк и радио, для приличия, немного откашлявшись, рассказало об очередном съезде кого-то там из студии радиостанции "Маяк", чем немало позабавило совокупляющихся на дереве белочек.
Через пару часов мы вышли к нашей цели — заимке, где обитал старый дед-отшельник. Беседы не получилось, так как дед немного приболел после вчерашнего. Похоже гнал он самогонку, вопреки закону, всю зиму. Благо тара у него была только одна семилитровая бутыль, а то спился бы совершенно. Подлечив деда, мы уже подумывали идти дальше, но геологи воспротивились и мы провели два дня в гостях, дегустируя дедовскую продукцию. Видя как Будулай нарезает круги вокруг деда, я, конечно, сразу заподозрил неладное, но после того как дед дозволил ему с лошадьми повозиться и вообще по дому постолярничать бдительность моя притупилась.
Когда мы вышли, дед провожал нас в дорогу, утирая слезы то ли от расставания, то ли от радости, что мы наконец-таки свалили, не мешая ему в одиночку наслаждаться семилитровкой.
Отдых всем пошёл на пользу, даже геологи как-то приободрились и начали шутить. Всем было хорошо и радостно на душе, кроме цыгана. Будулай насупился и даже солнце пряталось за облака при виде его хмурого лица. На привале я поинтересовался причиной, уж не расставание ли с лошадьми так повлияло на солдата.
— Какие, нафиг, лошади?! — возмутился боец — у деда над кроватью воооот такие часы карманные на цепочке висели, чистое серебро.
— Ах ты, паскудник, заорал я — уж не хочешь ли ты сказать, что обокрал деда?
— Нет, с сожалением горько вздохнув выдавил цыган — не успел, он раньше подарил.
Дед мой (не тот, о котором я часто пишу, а другой) был мужик запасливый. После войны вёз oн домой немало гостинцев из Германии. До меня дошёл лишь эсэсовский бинокль Ruka Rathenow и чайничек из мейсенского фарфора (остальная посуда побилась за множество лет и переездов), но знаю, что вёз он и немецкие ордена (подарил племянникам), и скатерть что забрал из одного
из залов Рейхсканцелярии (потеряли ещё во Фрунзе после смерти прадеда), и отличное кожаное пальто, и часы, что выменял у американского офицера на Эльбе (взамен на швейцарский Лонжин получил какую-то дешёвку), и ещё много всяких разностей. Но главное — он вёз шикарнейший кожаный портфель (элитная вещь на те годы) и несколько пистолетов.
Сколько конкретно пистолетов он вёз, я не знаю, но как минимум 4 штуки было. 2 парабеллума он подарил мужьям сестёр, один оставил себе. Потом, после женитьбы, моя бабушка его допекла, и он чуть ли не со слезами разобрал и выкинул его в туалет типа сортир. Был ещё маленький бельгийский дамский двухствольный пистолетик. Он, кстати, долго в семье хранился. И мой отец, и дядька в детстве с ним в войнушку играли. Даже я, трёх-четырёхлетним шкетом с ним баловался. В начале 80-х, когда у нас в квартире был ремонт, его работяги втихую умыкнули.
После войны многие трофеи домой тащили, посему проверяли вещи фронтовиков по прибытию регулярно бдительные товарищи в васильковых околышах. За мелочи никто, конечно, не придирался, но, если бы пистолеты обнаружили, то однозначно бы по головке не погладили. И ему с его счастьем подфартило, в Москве на перроне проверяющие были тут как тут. Всех офицеров и солдат просят показать, что в чемоданах, баулах и рюкзаках.
И тут дед придумал такую штуку. Все пистолеты засунул в портфель, сверху положил папку и бумажки. А самое главное — надел на пояс пустую кобуру.
На перроне:
— Товарищ майор. Предъявите вещи... Ээээ.... (увидели кобуру). У вас что пистолет? Да вы что?
— Это же просто кобура пустая. На память везу.
— Всё равно не положено. Надо сдать.
— Забираете пустую кобуру? Да я с ней с 41-го года не расставался. Это же не пистолет. Вам вообще не стыдно?
Проверяющий смутился.
— А в чемоданах что?
— В портфеле наградные документы, фотокарточки сослуживцев и книги. В чемоданах личные вещи. Если хотите проверять, то пожалуйста понежнее, там посуда, родителям везу. Вам кофейник может нужен?
— Нет, конечно.
— Так что, кобуру сдавать? — ехидно дед спрашивает.
— Ладно, оставьте себе. Проходите. Следующий.