— Мама! Это Лара...

— Ну кто бы сомневался. Судя по голосу, у нас вселенская катастрофа. Ну?

— Семочка принес рибку. И очень хочет гефелте фиш.

— Ну, если ты уже научилась произносить название этого блюда, то, таки, есть надежда, шо пора.

— Мама, ну де я и де эта рибка.

— Де, де... на кухне... Риба какая?

— Ну какая!? Риба, она и есть риба...

— Здрасьте... как её зовут?

— Она молчит и не отвечает.

— А на взгляд?

— На взгляд... сыра-а-ая и мокра-а-ая.

— Не реви. Спроси у Семы, шо он купил?

— Он уше-е-ел.

— Не реви. Таааак... я думаю... Так, пойдем от противного...

— Она протиии-вна-аая.

— Не реви. Она риба и усё. Давай начнем с чистки. Вспоминай, это мы уже проходили. Сначала чистим чешую. Стоять! А усы у нее есть?

— У кого? У рыбы? Она же не мужчина...

— Здрасьте... Рыба тоже бывает девочка и мальчик. Но усы не про это. Если это сомик, то чешуи не будет.

— Аааа! Понято. Усов нет, чешуя есть.

— Значит чистим чешую. Потом режем пузико, всякие бяки выкидаем... голову отрезаем, хвостик отрубаем.

— Голову кудой?

— Никудой! Зебры и глаза вытащи и помой.

— Зебры? Это шо...?

— Ойц, это жабры.

— Мама, вы меня этим фольклором своим народным не сбивайте, я и так... собьюсь.

— Без лёгкой шутки кухня поперек горла станет. Так, Лара сейчас будет и сложно и так сяк... Принцип такой... надо от шкуры отделить мясо и косточки. Мясо можешь вырезать... как получиться, все равно на фарш... тем более я не вижу этого издевательства... над продуктом.

— Почему сразу... издевательство?

— Лара, ты шо думаешь, шо я первый раз рыбу раздела аккуратно, как в кине? Лара, главное не мясо, главное шкурочка. Вот шкурочку надо беречь, попробуй снять её до спинки с обеих сторон, ласково и нежно, как... как... мажешь маслой бутерброд.

— А хвост кудой?

— Хвост! Какой хвост?

— Рыбий.

— Хвост засунь... засунь... рибе в пасть.

— Зачем?

— Шобы молчала и не отвлекала меня от процесса. Сделала? Молодец... перекур. Ну и шо, шо ты не куришь. Я зато курю. Да и пью тоже... да и много... да и давление... и от тебя и от Семы. Лара рибкино мяско на мясорубку, крупные косточки выкидай, мелкие перемелятся. Сделала? Мой руки. Нет, мясорубку пока мыть не надо. Теперь вторая часть марлезонского балета. Лара, я тоже очень хочу приехать, но эту рибку ты должна сделать сама. Лара, невкусно это не про рибу. Горячее сырым не бывает. Чисть лук... скока, скока, скока... лука надо много. Ну стока, скока фарша стока и лука. Шелуху не выкидай. Не плачь. А вот не надо было Сему отпускать... пусть бы он чистил. Почистила, порезала? Так, теперь тушить в сковородку. Пока тушится лук, замочи булочку, можно в молоке. Тушенный лук и отжатую булочку пропусти через мясорубку. Вот теперь её можно быть. Шо там дальше... аааа... Соль, перчик и два яичка. И очень хорошо перемешать. Ойц, не знаю как ты, а я уже устала. Давай по кофе тресним за успех нашего предприятия. Вот мне уже полегчало, а тебе как? Вот это хорошую связь придумали Скайп, правда? Вроде и ты рядом и подзатыльник не дашь... Лара! Фарш вымешивают ручками, а не ложкой. Шо значит... противно... это еда. Ну, ладно... пока сырая еда. Вот теперь ещё раз посоли. Теперь фарш перекладывай в шкурочку Рыбкина и заказывай зубочистками. Ну... так пойдет. Конечно у тебя большой касрули нету. А утятница у тебя есть? Теперь мытую луковую шелуху выложи на донышко и рибку защитную сверху. Заливай водой. Лаврушечку и вымытую свеколку, резанную на четыре части. Всё. На огонь. Закипит и делай маленький огонь. На час. И не открывать. Поставила? Вот теперь я к тебе еду. А если Сема не успеет приехать к моему приходу, то он останется без рыбки. Почему, почему... потому что я всё съем и выпью. Как это нечего выпить? Мама едет в гости... ты что! Ладно, я возьму с собой.

(с) Марина Гарник

Художник Ирина Бабиченко

Лето 1989 года. Я с семьёй в гостях у брата в деревне. Деревня большая. Со своей поликлиникой. Брат — единственный стоматолог на всю округу. ОЧЕНЬ уважаемый человек. В примкнувшей к зданию поликлиники заброшенной посторойке организовал себе т. н. лабораторию, где занимался делами, повышающими качество его профессиональной деятельности. Естественно, в свободное от этой деятельности время. Суббота это была или воскресенье, точно не помню, но все мы были в сборе. Пили, закусывали, разговаривали, смотрели телевизор, который внезапно перестаёт показывать. Вызывать мастера в выходные, задача нерешаемая. Вдруг брат вспоминает, что у него в лаборатории есть ещё один, но поменьше и решает его принести, благо всего-то и расстояния в 30 метров. Напоминаю, что дело происходит летом. Очень жарко. Брат, как был в классическом советском спортивном трико с обозначенными коленками, так и пошёл. С ним увязалась наша четырёхлетняя дочь. Теперь суть самой истории. Брат возвращается обратно с телевизором в обеих руках. Сзади семенит наше чадо. Деревенская лавочка, на которой вышли посидеть и обсудить локальные и мировые проблемы местные жительницы. Около этой самой лавочки наша дочь спотыкается и, падая, хватается за дядины штаны. Эти спортивные штаны вместе с семейными трусами опускаются до самых колен, предъявив на всеобщее обозрение все то, что оказалось выше. А руки-то заняты. Зато с лавочки в хоровом исполнении донеслось: "Здравствуйте, доктор...".

К больному по вызову приезжает бригада "Скорой помощи". В составе её две "зайки". Точнее — заики: оба, и врач, и фельдшер умеренно заикаются.

В обиходе это почти что не проявляется, а вот в процессе совместной работы, что удивительно, это практически нетерпимо для окружающих.

Потому, собственно, и "зайки".

Заходят они вдвоём в комнату, больной трёт живот и кривится. Врач, раскладываясь, мотает головой — что, мол?

— Да эттттот жжжжживот с обеда бббб... ббболит, во! — выдаёт мужик.

Врач начинает пальпировать ему живот. Мужик морщится.

— Гггде ббболит? — спрашивает врач.

Мужик, сузившимися глазами глядя на врача, тыкает пальцем в левое подреберье и ведёт палец по животу направо.

— А ттттак?

— Угу.

Симптом рубашки сугубо положительный. Боль опоясывающего характера, сухость во рту.

— Пппппанккккреатттит у тебя, — говорит врач и поворачивается к фельдшеру.

— Пппппп...

— Ппппплатофилин и нннн...

— И нннно-шпу, — кивает врач.

— Вввввнутривввенно...

За его спиной больной, забыв о боли, прыжком вскакивает на ноги:

— Ввввввы что, ииииздеваетесь, ккккозлы?!..

Давно это было. Аж в 1992 году.

Жил в общаге в Питере на Здоровцева, учился на 2 курсе.

Ползу значит я по балконым перилам с 12 этажа на 8. Зимой. В спортивном костюме и сланцах. При — 20 гр.

"Чтобы я ещё когда нибудь, с замужней бабой замутил? НИКОГДА! Никогда выше 1 этажа. Господи! Если поможешь добраться живым — Клянусь! "

Мы с семьей еще в начале нулевых переехали в США. Тут есть такая штука, как медицинский представитель — человек, который принимает решения о лечении в случае, если сам пациент по каким-то причинам этого не может. Обычно это кто-то из родственников. Тут едва ли не на каждую процедуру надо подписывать бумагу.

Моя сестра была на пятом месяце, когда ее лучшая подруга умерла в родах. И сестру переклинило. Она до истерики боялась рожать. А потом, за пару месяцев до родов, успокоилась. Все прошло благополучно, все здоровы и счастливы. Но через полгода сестра рассказала мне, что оформила своим представителем полузнакомую американку, которую нашла через интернет. В случае, если бы с сестрой что-то случилось, эта женщина должна была подписывать бумаги. И они договорились, что, если встанет выбор, она примет решение, чтобы врачи спасали сестру, а не ребенка. Сестра говорит, что никому из нас или мужу это доверить не могла — боялась, что мы дадим ей умереть. Больше никто об этом не знает, только я. А я в шоке.