Юный Константин Райкин, будучи человеком и темпераментным, и литературно одаренным, вел донжуанский дневник. Записывал, так сказать, свои впечатления от начинающейся мужской жизни.
По всем законам драматургии, однажды Костя свой дневничок забыл, в раскрытом виде, на папином рабочем столе — и, вернувшись из института, обнаружил родителей, с интересом изучающих эту беллетристику. — Да-а, — протянул папа. — Интересно… Я в твои годы был скромнее, –—сказал он, чуть погодя. — Ну, ты потом наверстал, — заметила мама, несколько испортив педагогический процесс. Но педагогический процесс только начинался: Райкин-старший вдруг сменил тему. — Знаешь, Котя, — сообщил он, — у нас в подъезде парикмахер повесился… Костя не сразу уследил за поворотом сюжета: — Парикмахер? — Да, — печально подтвердил Аркадий Исаакович. — Повесился парикмахер. Оставил предсмертную записку. Знаешь, что написал? Райкин-старший взял великую педагогическую паузу и, дав ребенку время сконцентрировать внимание, закончил: — "Всех не перебреешь! " |
11 Apr 2021 | ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
- вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Гулял сегодня по набережной с собакой, благо погода позволила...
Собаку зовут Челси, представитель Йоркшерских типа терьеров. Собака набрала вес на зиму и я дал ей другое погоняло, ТОЛСТОЖОПАЯ.
Идем, набережная, она поотстала и я ей кричу: "Толстожопая... ко мне!" Я не ожидал реакцию людей... Обернулись ВСЕ женщины! Мля!...
Во взгляде женщин читалась угроза моей жизни... Пришлось собаку взять на руки и бежать, как бежал дядя Митя в фильме "Любовь и голуби"...
В семье я всегда был любимым ребенком. Младшую сестру родители почему-то недолюбливали. Понятно, что сестра это видела и понимала, так что всё своё детство пыталась делать мне подлянки. Я к тому моменту был уже подростком и, в принципе, понимал мотивы её действий, но и у меня терпение не безграничное. Цапались с ней. Хотя перед родителями всегда защищал её. Потом я поступил в универ в другом городе. Через полгода я прихожу на свою съёмную квартиру – а там сидит сестра в тонкой осенней куртке и с маленьким рюкзаком, лицо синее. Оказалось, после моего отъезда над ней стали ещё больше издеваться и она копила деньги всё это время, чтобы сбежать. Пришлось отправить её домой, так как ей в школу ходить. Но договорились, что в технарь она пойдёт уже в том городе, где я учусь. А отцу по приезду я лицо разбил. И матери пообещал, что в ментовку в следующий раз пойду, если они её ещё раз тронут.
Моей маме 55 лет, до пенсии ещё далеко, но и здоровье уже не железное. Я ей предлагал не работать, моей зарплаты, с грехом пополам, хватит. Но моя мама привыкла быть добытчицей, потому всё равно рвалась работать.
Устроилась в ресторан посудомойщицей, график 2/2 по 12 часов, зарплата 2300 рублей в день. Звучит неплохо для Таганрога.
Работала какое-то время, всё было хорошо. А тут ей звонят в её выходной и спрашивают: "почему Вы не на рабочем месте? "
Мама удивилась, она же две смены отработала, теперь у неё два выходных. Оказалось, что нет. Они там у себя что-то поменяли, теперь у неё график 3/1, но ей об этом никто не сказал.
Мама побежала на работу и ей там заявили, что у неё ещё 3 смены по 12 часов и только потом один выходной. То есть уже было две смены, сейчас ещё три, только потом один день отоспаться и снова ещё три смены.
Мама героически отработала ещё одну смену, приехала домой только в полпервого ночи. Я ей сразу сказал, чтобы слала куда подальше таких работодателей.
В полпервого ночи человек домой пришёл! А следующая смена в девять начинается! И так трое суток подряд!
Чем больше живёшь при капитализме, тем больше понимаешь большевиков, которые таких работодателей к стенке ставили.
В 1926 году к известному психиатру пришел изнуренный до дистрофии пациент, судя по манерам "из бывших", с жалобой на беспричинную тоску и апатию, из-за которых он совсем не может есть и спать.
Осмотрев его, врач прописал... читать юмористические рассказы: "Лучше всего, батенька, возьмите томик Зощенко. Может быть, вам покажется простовато, этак по пролетарски. Но смешно! Этот Зощенко — большой весельчак".
"Доктор, — грустно вздохнул ипохондрик — я и есть Зощенко"