Летом 1981 года в квартире молодого, но уже супер-успешного советского композитора Александра Журбина раздался телефонный звонок.
В СССР в составе делегации приехала какая-то депутатша конгресса Мексики. Советский Союз имел виды на Мексику, поэтому заигрывал и старался по возможности обаять разных деятелей из этой развивающейся страны.
Мексиканку спросили — что ей интересно было бы посмотреть в Советском Союзе, с кем познакомиться?
Депутатша ответила, что в молодости занималась музыкой и ей было бы интересно узнать, как в Советском Союзе обстоят дела в этой отрасли народного хозяйства.
Решено было показать так сказать товар лицом. Самым подходящим для обаяния депутатши признали Журбина — 36 лет, член КПСС, на тот момент автор 6 мюзиклов, 3 опер (в том числе первой советской рок-оперы "Орфей и Эвридика"), 2 симфоний и нескольких концертов для фортепиано с оркестром. Это не считая многочисленных песен и мелодий к фильмам.
В назначенное время в квартиру к Журбину приехала депутатша в сопровождении переводчика и сопровождающего.
Познакомились, сели пить чай. Журбин, что называется распустил хвост и рассказал обо всех своих достижениях.
Потрясенная депутатша слушала с открытым ртом про рок-оперы и симфонии, вынуждена была признать, что в Мексике нет и близко ничего подобного. Журбин сыграл несколько своих мелодий на рояле.
Депутатша, что называется "була у захваті".
Наконец, Журбин вспомнил, что его гостья тоже имеет какое-то отношение к музыке и предложил ей сыграть что-нибудь.
Депутатша отказывалась, говорила, что она никоим образом не может даже и подумать, сесть за инструмент после великого Журбина, ведь его рок-оперу сыграли (подумать только!) уже около 2 тысяч раз.
После таких лестных слов гостьи, Журбин удалился к тумбочке, достал одну из своих пластинок, надписал и одарил ею депутатшу.
Но Журбин снисходительно настаивал.
— Ну, хорошо, — наконец-то сдалась депутатша. — В молодости, я сочинила одну песню. Сейчас я вам её исполню.
Мексиканка села за инструмент и сыграла. И даже спела.
Повисла звенящая тишина. У всех трёх советских товарищей отвалилась челюсть.
Журбин что-то лепетал про то, что он считал эту песню народной. Но нет. Автор мелодии и слов сидела за его роялем собственной персоной.
Это была Консуэло Веласкес.
И её "Bésame mucho".
* * *
Дом (обращение к духовному лицу Во Франции) Пьер Периньон был монахом- бенедиктинцем в Аббатстве Сан-Пьер в Шампани. Он заведовал виноградниками и был интендантом аббатства. Вполне скромное занятие. Но только вот остался он в истории, как изобретатель шампанского. Да, Пьера Периньона можно назвать настоящим виноделом. Он начал с того, что привел в порядок все винодельческие материалы аббатства, а потом начал экспериментировать. Он хотел улучшить вино, тщательно смешивая разные сорта винограда, пробуя, оценивая. Его труды не прошли даром, и вино Шампани высоко оценил королевский двор Версаля. Но на этом Периньон не остановился. Монах решил найти новый способ закупорки бутылок. Для этого он решил запечатать партию бутылок пчелиным воском. Но все пошло не так, как он планировал.
Через некоторое время бутылки, запечатанные воском, начали взрываться, пена растекалась повсюду. Секрет был в том, что сладкий пчелиный воск, капая в вино, начинал вторую ферментацию, что приводило к повышению давления в бутылке. И вино становилось игристым! Вот так и родилось шампанское — В результате неудавшегося эксперимента.
Знаете, что сказал Дом Периньон, когда изобрел шампанское? Он крикнул своим братьям- монахам: "Скорее идите сюда, я пробую вкус звезд! " -
* * *
Я прожил долгую жизнь, многое повидал, за плечами война, сорок лет работы на сцене, в кино, встречи с интересными людьми… Словом, не могу пожаловаться на отсутствие ярких впечатлений и запоминающихся событий. Журналисты, да и некоторые зрители, часто спрашивают: "А что в вашей жизни было самое-самое?"
Я отвечаю: "Мама". Но так как вопрос
этот обычно задается в череде других вопросов, – к примеру, между: "Каковы ваши дальнейшие творческие планы? " и "Ждать ли продолжения серии „Ну, погоди“? " – то и мое ответное слово скромно теряется в ворохе других. К сожалению. Потому что хоть и простое это слово, всем известное, но у всякого человека так много за ним стоит.
Мама… Первое слово, которое человек произносит, вступая в жизнь, и последнее, которое он шепчет немеющими губами, уходя из нее. Все самое сокровенное, дорогое, святое заключено для нас в этом слове. Я как-то спросил одного нашего известного спортсмена: когда тебе приходится выступать в международных соревнованиях и вокруг тебя спортсмены из других стран перед ответственным стартом молятся, крестятся на счастье, о чем ты думаешь в эти мгновения? Он ответил: "Я шепчу про себя: „Мамочка, помоги мне“". Я не удивился, потому что сам на войне, в самые страшные, решающие минуты, тоже шептал эти слова. А самые частые воспоминания, которые согревали меня в ту тяжелую пору, – о детстве, о доме, о Москве. Закроешь глаза – и вновь окажешься в знакомой восемнадцатиметровой комнатке, увидишь мать, отца, сестренку, и оживает душа, и будто вливается в тебя новая сила.
(с) Анатолий Папанов
* * *
Как Маяковский Шаляпина "травил"
Федору Шаляпину от соотечественников доставалось часто. Причем, "травили" певца в основном коллеги по цеху — творческая интеллигенция. Так, в 1911-ом Федору Ивановичу пришлось оправдываться за так называемое коленопреклонение царю. Скандал произошел в Мариинском театре после оперы "Борис
Годунов", зрителем которой был Николай II. После оваций вдруг раздались крики: "Гимн! Гимн! " — и на сцене грянули "Боже, царя храни! ", под который хористы ринулись к царской ложе и рухнули на пол. Шаляпин в замешательстве тоже опустился на одно колено… Когда дали занавес, артист поинтересовался: что, собственно, происходит? Оказалось, что хор решил воспользоваться присутствием в театре государя и подать на "высочайшее имя" просьбу о прибавке к пенсии. Шаляпин не придал значения случившемуся. "Пел я великолепно, — сообщал он в письме из Петербурга. — Успех колоссальный. Был принят на первом представлении "Бориса Годунова" государем и в ложе у него с ним разговаривал. Он был весел и, между прочим, очень рекомендовал мне петь больше в России, чем за границей". Через два дня певец выехал в Монте-Карло и уже там узнал о масштабах скандала: его посчитали инициатором верноподданнической политической акции. И кто? Даже близкие друзья. Валентин Серов прислал ему ворох вырезок с короткой припиской: "Что это за горе, что даже и ты кончаешь карачками. Постыдился бы". Плеханов прислал некогда подаренный ему Шаляпиным портрет с припиской: "Возвращаю за ненадобностью". Во Франции в вагон артиста ворвалась молодежь с криками "лакей", "мерзавец", "предатель". А в 1927 году певцу досталось уже от советской власти, которая до этого вполне терпимо относилась к постоянно гастролирующему Шаляпину. Повод нашелся еще менее значительный. Будучи в Париже, Федор Иванович направился к отцу Георгию Спасскому в собор Александра Невского на улице Дарю – место встреч русских беженцев. Во дворе церкви Шаляпина окружили русские дети и инвалиды, просившие милостыню. Растроганный певец после молебна дал банковский чек на 5000 франков для помощи нуждающимся детям российских эмигрантов. Через русскоязычную газету "Возрождение" Спасский поблагодарил певца за сочувствие несчастным. Эта заметка дала повод к яростной травле Шаляпина: его поступок в СССР расценили как пособничество белоэмиграции. Громче других певца критиковал Владимир Маяковский. В "Комсомольской правде" было опубликовано его стихотворение "Господин народный артист", которое завершалось такими строками: А тех, кто под ноги атакующих бросится, с дороги уберет рабочий пинок. С барина с белого сорвите, наркомпросцы, народного артиста красный венок! За неделю до этого в журнале "Польске вольности" была опубликована беседа Маяковского с редактором этого издания, в которой поэт заявил: "Я не был в опере что-то около 15 лет. А Шаляпину написал стишок такого содержания: Вернись теперь такой артист назад на русские рублики — Я первый крикну: — Обратно катись, народный артист Республики! "В результате Шаляпина лишили звания Народного артиста Республики и навсегда закрыли ему возможность вернуться на Родину. Кстати, Владимир Владимирович, видимо, забыл, как в 1916 году, после оперы "Борис Годунов" познакомился с уже знаменитым тогда певцом и робко предложил ему: "Вот бы написал кто-нибудь музыку на мою трагедию, а вы исполнили". Шаляпин на это лукаво заметил: "Вы, как я слышал, в своем деле тоже Шаляпин? " — "Орать стихами научился, а петь еще не умею", — отшутился поэт. Есть мнение, что Шаляпин стал для Маяковского разменной монетой для сведения счетов с русской эмиграцией. Бывшие соотечественники презирали Маяковского. По их мнению, свой талант бывший футурист направил на воспевание чекистов и их черных дел. В популярной эмигрантской газете "Последние новости" о Маяковском говорили, что в своих методах
он уподобился мяснику и прокладывает себе путь "от прохвоста к сверхчеловеку". * * *
Жeнщина в небpoском платье, в сопpoвождении своего мужа, одетого в скpoмный костюм, сошли с пoезда на Бостoнском вокзале и направились к офису президента Гаpвардского университета.
Им не была назначена встpеча. Секретарь с первого взгляда определил, что таким пpовинциалам нечегo делать в Гарварде.
— Мы бы хотели встpетиться
с президентом, — сказал мужчина низким голoсом.
— Он будет занят целый день, — сухо oтветил секретарь.
— Мы подoждем, — пpoговорила женщина.
В течение нескольких часoв секретарь игнорировал посетителей, в надежде, что в какой-то мoмент они разочаруются и уйдут. Однако, убедившись, что они никуда ухoдить не собираются, он все же решился побеспокоить президента, хотя oчень этого не хотел.
— Мoжет, если вы примете их на минутку, они скорее пойдут? ", — спросил он у пpезидента.
Тот с негoдованием вздохнул и согласился. У такого важного человека как он, уже точно нет вpемени принимать у себя людей так скромно oдетых.
Кoгда посетители вошли, президент, с суровым и высокомерным видом пoсмотрел на пару. К нему обpатилась женщина:
— У нас был сын, в течение однoго года он учился в вашем университете. Он любил это место и был очень счастлив здесь. Но, к сoжалению, год назад неoжиданно умер. Мой муж и я хотели бы оставить о нем память на территоpии университета.
Пpезидент совсем этому не обрадовался, а даже наоборот стал pаздраженным.
— Госпожа! — с дерзостью ответил он, — мы не можем ставить статуи всем, кто учился в Гарварде и умер. Если бы мы делали так, то это место походило бы на кладбище.
— Нет, — поспешила возразить женщина, — мы не желаем устанавливать статую, мы хотим построить новый корпус для Гарварда.
Президент осмотрел выцветшее клетчатое платье и бедный костюм и воскликнул: — Корпус! Вы имеете представление, сколько стоит один такой корпус? Все Гарвардские здания стоят более семи миллионов долларов!
Минуту женщина ничего не отвечала. Президент с радостью зло улыбнулся. Наконец он их выгонит!
Женщина повернулась к мужу и тихо сказала:
— Так мало стоит построить новый университет? Так почему же тогда нам не построить свой университет.
Мужчина утвердительно кивнул. Гарвардский президент побледнел и выглядел растерянным.
Мистер и миссис Стэнфорд встали и вышли из кабинета. В Пало-Альто, в Калифорнии они основали университет, который носит их имя, Стэнфордский университет, в память о своем любимом сыне.
В день открытия Леланд Стэнфорд сказал супруге: "Дети Калифорнии будут нашими детьми"...
Из жизни знаменитостей VIP ещё..