Философ Руссо одного за другим сдал в приют пятерых детей. Его сожительница детей рожала, а потом их относили в приют. Руссо писал, что хочет, чтобы дети стали крестьянами. Здоровый труд на свежем воздухе, простая пища, гармония с природой… Скорее всего, малютки просто умерли в приюте — условия в 18 веке были ужасающими.

Но Руссо об этом не думал. Он писал трактат о правильном воспитании детей, который принёс ему славу великого педагога и просветителя.

Лорд Байрон отдал в монастырь свою незаконнорожденную дочку Аллегру четырёх лет от роду. Сначала он забрал девочку у матери, а потом она надоела поэту. "Она упряма как мул и прожорлива как осел! ", — так поэтично Байрон охарактеризовал своего ребенка. Девочка мешала ему; он жил в замке. Трудно представить, как в замке может мешать четырёхлетний ребёнок…

В монастыре девочка начала хиреть и чахнуть.

"Бледная, тихая и деликатная", — такой её запомнили. При участии монахинь Аллегра написала письмо отцу; вернее, жалостливые монахини написали от ее лица просьбу навестить…

Байрон сказал, что Аллегра просто рассчитывает на подарки. Незачем ехать! В пять лет девочка умерла среди чужих людей.

Поэтесса Марина Цветаева тоже отдала своих детей в приют в голодные годы.

И приказала не говорить, что она — их мать. Дескать, они сироты. В приюте младшая дочь, Ирина, умерла от голода и болезней. Условия содержания детей поэтесса видела своими глазами — под видом крестной матери она навестила детей. Старшую дочь она потом забрала. Младшая погибла среди чужих людей. Подробнее об этой истории можно прочитать в "Смерть Ирочки Эфрон". На похороны дочери Цветаева не пошла, но написала очень грустное стихотворение о своих переживаниях. Конечно, очень трудно было жить в Москве в отдельной квартире с двумя детьми, отказавшись от службы. И писать стихи было очень трудно, дети требуют большого внимания, питания. Цветаева тоже упоминала "прожорливость" двухлетней Ирины… Наверное, наши прабабушки не отдали своих детей в приюты потому что работали и стихов не писали. Им было полегче, чем Цветаевой. Или Байрону. Или Руссо...

Можно писать одухотворенные строки о любви и о душе. Но поступать по-другому. И много лет люди будут восхищаться великими стихами и философскими трактатами, не ведая, что во время создания этих чудесных произведений где-то умирал с голоду или от тоски брошенный ребёнок автора. Плакал в одиночестве или просто молча лежал, отвернувшись к стене — когда понял, что никто не придёт утешить… Но себя эти великие люди очень жалели. Свои переживания они понимали очень хорошо. И искренне недоумевали — почему такие страдания выпали на их долю? За что? Хотя никаких особых страданий не было: ни голода, ни побоев, ни полной зависимости от других… Философ Руссо жалобно написал о себе: “Одинокий, больной и всеми оставленный в своей постели, я могу умереть в ней от нищеты, холода и голода, и никто из-за этого не станет беспокоиться"… От голода и холода Руссо спасали многочисленные меценаты. О нем беспокоились друзья и та самая мать отданных детей.

Это великие люди, оставившие после себя великие произведения, которые учат разумному, доброму, вечному. А судьбы их детей мало кому известны; но об этом надо знать. И надо помнить — ребёнок полностью зависит от родителя. Предать его легко! Он не сможет ни протестовать, ни отомстить, ни упрекнуть. Он до последнего дня будет надеяться, что за ним придут и спасут его, возьмут обратно! …

Поэт Шелли видел над морем у замка Байрона светлый образ маленькой Аллегры. Она улыбалась. Она все простила. Дети прощают…

/Анна Кирьянова/

"Правила светской жизни и этикета" 1896г

Барышня в разговоре не должна упоминать про чёрта, акушерок, любовников, курительный табак, кислую капусту, грибы, редьку, колбасу, хвост, нижнее белье, желудочно–кишечные заболевания, свиней, пиво, лысины, новорожденных детей, крыс и тараканов.

Смех и слёзы воспитанной барышни должны быть красивы и изящны. Смех должен быть не громкий, но рассыпчатый. При плаче можно уронить не более трёх–четырех слезинок и наблюдать, чтобы не испортить цвет лица.

Ложиться спать воспитанной барышне следует около часа ночи. В постели – перелистывать французский роман. Засыпая, ни о чём грустном, неприятном и тяжёлом не думать, в особенности об убийцах, нищих, мышах, пауках, привидениях, сиротах, страшных болезнях и пожарах.

Барышне следует помнить, что спокойная совесть – лучшее средство для спокойного сна. Видеть непристойные сны – совершенно неприлично воспитанной барышне. В подобном случае ей следует (отнюдь не увлекаясь любопытством посмотреть, что будет дальше!) немедленно проснуться и повернуться на другой бок.

Рассказывают, что когда в 1967 году советский кинорежиссер Наум Борисович Бирман заканчивал на киностудии "Ленфильм" съёмку своего первого фильма "Хроника пикирующего бомбардировщика", он вряд ли думал, что его детищу суждено стать легендой.

И сейчас, почти шестьдесят лет спустя, фильм смотрится великолепно, на одном дыхании. Что

На N-скую отдаленную точку прислали служить молодого лейтенанта. А там народу всего-то было, что десяток солдат, прапорщик, да майор.

Лейтенант первый раз дежурит, а прапорщик его пугает: "Мы тут без оружия на улицу не выходим!

Кругом медведи! Раз — и тебя нету!"

А лейтенанту, как на грех, приспичило пописать. Оставляет он за себя прапорщика, выходит на улицу и идет к туалету. Прапорщик взял — и выключил свет на территории части. И солдаты в окно: "Р-р-р-р, У-у-у-у..."

Лейтенанту страшно, но возвращаться нельзя! Достает он свой пистолет ПМ, досылает патрон и идет к туалету.

Вошел, пописал и вернулся.

Солдаты его зауважали... Через минуту врывается мокрый майор: "Сдай оружие, сволочь! Сижу я в туалете, подходит этот гад в погонах- приставляет пистолет ко лбу и обоссывает с ног до головы! Я и пикнуть боялся — застрелит!"

Несколько слов о перфекционизме. Супруга моя, как я считаю, аккуратист и перфекционист какого-то запредельно высокого уровня. Ну, судите сами: если я делаю что-то на кухне, то после этого долго и упорно навожу порядок, стараясь истребить любые признаки того, что я здесь был. После этого появляется жена, хватает тряпку или губку, какие-то химические вещества, и начинает всё тереть, приговаривая, что я опять устроил разруху, и она не понимает, как в этом бардаке вообще можно что-то делать.

А тут поехали мы на кладбище, навести порядок на могилке моего тестя, царство ему небесное. И взяли с собой тёщу. Она ветеран и узник фашизма, но энергии, слава Богу, хватает. И вот представьте, как я слушал общение дочери (то есть моей супруги) с мамой:

"Мама, что ты там делаешь?! Я там уже убралась! ", — "Да, конечно, вижу, как ты убралась!! "

"Мама, хватит уже там скрести, сколько можно! "

"Мама, тут уже идеально, что ты ещё делаешь? "

И вот итог: в завершение трудового дня, когда мы уже вовсю наработались лопатами, граблями, щётками и тряпками, тёща обозрела результаты работы и сокрушённо произнесла: "Вообще ничего не сделали! Как будто и не приезжали! "

Когда мы уже доставили тёщу домой, и ехали к себе, жена вдруг озабоченно спросила: "Я что, на неё похожа? " "Ну, есть немного", — ответил я, не погрешив против истины.