1986 год. Наша служба в учебке подходила к концу и вскоре предстоял мне дальний путь, не суливший ничего хорошего: разлука с товарищами, боевые дежурства, дедовщина, хотя и учебка нас порядком достала.
Очередные политзанятия, но старлей — командир взвода, объявляет вдруг, что вместо зубрежки решений съезда партии, сегодня
будем писать сочинение на вольную тему.
Раздал листочки, и продолжает:
— Товарищи солдаты, все вы вскоре покинете нашу часть и уедете служить в войска, но мне как офицеру интересно узнать ваше мнение.
Напишите какие вы заметили за полгода недостатки в роте, в батальоне, во всей части.
Меня не интересуют взаимоотношения между вами, так что не нужно писать друг на друга кляузы, это, как вы сами понимаете... некрасиво.
Изложите, как вы оцениваете ваших командиров из офицерского состава, какие они допускали нарушения или отклонения от устава... Не только по отношению к вам, но и вообще... Вы меня понимаете?
А поскольку в стране теперь гласность и перестройка, на листочке каждый укажите свою фамилию, чтоб ваше сочинение не выглядело как донос...
Мы загалдели: "Ага, мы подпишемся, а потом нас... ", "А можно ничего не писать, если нарушений и замечаний нет? "
Старлей:
— Отставить шум! Я вполне разделяю ваши опасения, но послушайте меня теперь очень внимательно: вы напишете, я в конце занятий соберу ваши листочки, положу их в этот сейф и даю вам слово офицера, что не буду их читать до того, как последний из вас не покинет нашу часть. Слова офицера, надеюсь, достаточно?
Вопрос был риторический, слова офицера нам как-то сразу хватило всем и даже с запасом.
Видимо сказалось влияние фильма "Офицеры".
Взвод запыхтел, зашуршал ручками, изливая свое сокровенное.
Я развернул грандиозный опус о том, что хорошо бы построить новую баню, а то наша маленькая — работая в сто смен, еле-еле справляется с двумя тысячами солдат.
Наряд по столовой носит кастрюли с киселем по общей лестнице, поэтому она всегда в киселе, я лично два раза падал с самого верха, другие вообще руки ломали.
Сушилка в нашей роте оставляет желать лу......
И тут меня осенило! Я вдруг понял, что ему от нас нужны совсем не
"лестницы в киселе", а конкретный "стук", даже не друг на друга (мы для него мусор, меняющаяся декорация...), а на его друзей офицеров. У старлея 2 глаза, а вместе с нами – 62 — наверняка будет, с чем идти в политотдел.
Я скомкал свой аудиторский отчет, спрятал в карман, взял новый листок и ровно посередине написал аккуратным почерком:
ХРЕН ТЕБЕ ПО ВСЕЙ МОРДЕ, А НЕ ИСПОВЕДЬ ДОВЕРЧИВОГО СОЛДАТА!!!
Фамилия. Число.
Занятие закончилось, старлей собрал листочки и торжественно погрузил их в сейф.
Тут кто-то негромко сказал: "Не дай Бог прочитает раньше... "
Командир взвода гаркнул:
— Взвод смирно!!! Кто это сказал!!? Молчите!!? А вы знаете, сосунки, что такое слово офицера!!? Оно дается один раз и на всю жизнь! Идите с моих глаз, сержант уводи взвод по распорядку дня.
Наступил вечер, все как обычно, я слонялся перед отбоем по казарме, ничто не предвещало беды...
Вдруг дневальный заорал мою фамилию и позвал на выход. Я шел и чувствовал себя несчастным кретинским идиотом, который сам себя старательно закопал в глубо–о-о-о-кую могилку...
Возле дневального ждал меня старлей и что самое ужасное: ласково, но грустно улыбался.
Я шел на ватных ногах в душе проклиная: себя, всех офицеров, Юматова,
Ланового и даже киномеханика, который привозил нам этот фильм...
Как это я так вляпался? Теперь в лучшем случае ждет меня распределение на "остров стоячих херов" (так в простонародье мы называли ЗФИ – Землю
Франца Иосифа).
Старлей долго смотрел на меня и ласково так сказал, пойдем в туалет покурим, поболтаем...
Даже сержанты не отваживались курить в нашем туалете, за это сразу губа, а тут задрипанному курсанту: "Покурим, поболтаем... "
Видимо все было гораздо хуже, чем мне представлялось.
Взводный приказал дневальному никого в туалет не пускать.
Зашли, я закурил предложенную с фильтром и сам уже начал потихоньку тлеть вместе с сигаретой под хищным ласковым взглядом.
После долгой паузы, старлей тихо произнес:
— Так это ты, что ли – "Доверчивый солдат"?
У меня все оборвалось, последняя надежда непонятно на что не оправдалась... а, хуже уже не будет и я спокойно ответил:
— Так вы же не читали, товарищ старший лейтенант...
У старлея чуть заметно задергалась щека, но фальшивая улыбка удержалась, после некоторого раздумья, он тихо ответил:
— Все правильно, не читал... Ну иди, а то на отбой опоздаешь...
К чести старлея: никаких репрессий в мою сторону так и не последовало.
Кто бы мог подумать, что и офицеры бывают людьми слова... (ну почти)