Собаки Куковых Островов

Острова Кука — райское место, правда — далеко. Очень, очень далеко.

Деревенька посреди океана. Туризмом не испорчены.

Прошу в ларьке что-нибудь поесть, ларёчница говорит — закрываюсь.

Объясняю, что только прилетел — она извиняется, и мастерит мне толстенный бутерброд — бесплатно. Завтра начнёшь платить.

На единственной дороге подбирает мужик. Говорит, на работу еду. Что же за работа такая — в воскресенье? Я — министр финансов.

Крошечный ресорт, где нам (из хостела) разрешают пользоваться бассейном, лежаками, и закрывают глаза на то, что мы воруем шампунь из душа. Весь хостел уставлен этими маленькими зелёными бутылочками.

Тюрьма называется "Отель Разбитых Сердец", единственный обитатель — британец, который по субботам напивается и буянит на богослужении. В смысле, напивается он каждый день, но сажают его по субботам.

На монетках — местный бог, Раротонга. Кажется трёхногим, но это вовсе не нога. На аверсе — английская королева. Их величество очень рады.

Сдаю на права. Правил дорожного движения всего пять. Последний пункт — на дороге следи за собаками.

Бездомных собак много — все добродушные, спокойные, в банданах на шее. За ними присматривает ветпункт. Днями собаки ловят в лагуне рыбу. Бродят, бродят, потом — хопа, нырнула. Только зад из воды торчит, хвостом виляет.

Иногда травятся ядовитой рыбой, тогда ветеринары кладут их на инфракрасный стол — чтобы поддержать температуру тела. Бегают потом с лысым боком, чай, не зима на дворе. Погода, за редким исключением — 26-28.

По вечерам собаки любуются закатом. Сидит собачья парочка в воде, только мокрые ушастые головы видны, и смотрит, как огромное солнце закатывается за край земли.

Я знаю много красивых людей. И нет, красивыми их делает не аристократичная родинка над губой, или шикарные длинные ресницы. Красивыми их делают их эмоции. Искренняя улыбка счастья, дорожки слез радости, полное внимания задумчивое лицо на уроке. И когда я вижу их, хочется плакать. То ли от того, что я не могу запечатлеть глазами эти моменты, а фотоаппарат не передаст полной картины, то ли от того, что не могу поделиться этой красотой со всем миром, то ли от того, что мне не верят, когда я говорю во всеуслышанье человеку о его красоте, то ли от того, что не вижу в своём отражении этой красоты. Наверное, поэтому я так хочу рисовать. Ведь только в моём мозгу остаётся этот образ, этот момент. И одна надежда — на память и мастерство художника, когда он создаёт прекрасное. Я так хочу рисовать. Хочу делиться той самой красотой.

Мы с моей подругой дружим 7 лет, обе работаем переводчицами, обеим по 24 года, красивые, спортивные, но одинокие. Мы образованные, приличные девушки, но как только начинаются выходные, нас заносит. Недавно вот пили вместе, по пьяне иногда приходят бредовые идеи в голову. В общем решили заказать проститутку. Мы не извращенки, просто грустно как-то вдвоем пить. Она сначала испугалась, но потом мы разговорились, она выпила. Ржали до утра, но заплатить все таки пришлось, хоть и по минимуму. Она оказалась простой девчонкой, у нее на шее двое маленьких братьев, кредит и за учебу платит. Через неделю она пришла ко мне с бутылкой вина (адрес запомнила), сказала что соскучилась. Я очень удивилась, но она призналась, что у нее совсем нет подруг, а мы показались ей очень простыми и хорошими людьми. Дружим. Это дело она бросила, устроили ее на нормальную работу, помогаем чем можем. Удивительная штука жизнь!

Сергей Прокофьев поступил в Петербургскую консерваторию в 13 лет, в 1904 году. Получилось довольно эффектно: перед ним вступительный экзамен сдавал бородатый солидный мужчина, принёсший на суд комиссии только один романс, и то без аккомпанемента, и тут в зал входит худенький вундеркинд, согнувшийся под тяжестью двух солидных папок... Четыре оперы, симфония, две сонаты и несколько фортепианных пьес. "Вот это мне нравится! " — воскликнул председатель комиссии Николай Андреевич Римский-Корсаков.

Однако учить Прокофьева нравилось немногим. С первых дней в консерватории он проявлял не только свою феноменальную одарённость, но и неуступчивость, независимость, дерзость.

Класс композиции вёл Анатолий Константинович Лядов. Обычно спокойный и сдержанный, Лядов слушал учебные пьесы Прокофьева с гримасой как от зубной боли. Юный гений не мог удержаться от "новаций", раздражавших мэтра.

— Я не понимаю, зачем вы у меня учитесь?! — возмущался Анатолий Константинович.

— Поезжайте к Рихарду Штраусу! Поезжайте к Дебюсси! , — говорил Лядов тоном, каким посылают подальше.

Казалось, классик Лядов никогда не поймёт новатора Прокофьева, но своим друзьям Анатолий Константинович признавался:

— Сергей Прокофьев... Я обязан его научить! И так, только так, чтобы он сформировал свой собственный неповторимый стиль, свою неповторимую технику...

1 сентября. Типовая школа в спальном районе Москвы. До начала торжественной линейки остаются считанные минуты. Дети уже построены в каре, почти как на Сенатской площади, вокруг - толпы родителей, которые норовят пристроиться поближе к любимым чадам.

На крыльце школы с микрофоном в руке стоит директриса — милая, интеллигентная женщина и монотонно повторяет: "Товарищи родители, отойдите, пожалуйста, за линию! Товарищи родители, отойдите...". Практически как автоответчик. Чувствуется, что запас воспитанности у нее практически иссяк.

Тут сзади к ней подходит кто-то из учителей и что-то спрашивает. Это становится последней каплей. Она оборачивается, забыв отнять микрофон ото рта и на всю площадь раздается звериный рык: "ПОШЛИ ВЫ НАХЕР!"

Родителей даже не ветром, а ураганом относит метра на 2 за линию.

Директриса испуганно: "Товарищи родители, извините, это я не вам!".

Немедленно восстанавливается stаtus quо. И опять из динамиков несется:

"Товарищи родители, отойдите, пожалуйста, за линию! Товарищи родители,..."