Oдна из сaмых трoгатeльных истoрий жизни Мaякoвского прoизoшла с ним в Пaрижe, кoгда oн влюбился в Тaтьяну Якoвлeву.

Между ними не могло быть ничего общего. Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве, не воспринимала ни слова из рубленых, жестких, рваных стихов модного советского поэта, "ледокола" из Страны Советов.

Она вообще не воспринимала ни одного его слова, — даже в реальной жизни. Яростный, неистовый, идущий напролом, живущий на последнем дыхании, он пугал ее своей безудержной страстью. Ее не трогала его собачья преданность, ее не подкупила его слава. Ее сердце осталось равнодушным. И Маяковский уехал в Москву один.

От этой мгновенно вспыхнувшей и не состоявшейся любви ему осталась тайная печаль, а нам — волшебное стихотворение "Письмо Татьяне Яковлевой" со словами: "Я все равно тебя когда-нибудь возьму — Одну или вдвоем с Парижем! "

Ей остались цветы. Или вернее — Цветы. Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы с единственным условием, чтобы несколько раз в неделю Татьяне Яковлевой приносили букет самых красивых и необычных цветов — гортензий, пармских фиалок, черных тюльпанов, чайных роз орхидей, астр или хризантем. Парижская фирма с солидным именем четко выполняла указания сумасбродного клиента — и с тех пор, невзирая на погоду и время года, из года в год в двери Татьяны Яковлевой стучались посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: "От Маяковского". Его не стало в тридцатом году — это известие ошеломило ее, как удар неожиданной силы. Она уже привыкла к тому, что он регулярно вторгается в ее жизнь, она уже привыкла знать, что он где-то есть и шлет ей цветы. Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все, живущее на Земле только потому, что постоянно вращается рядом.

Она уже не понимала, как будет жить дальше — без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: "От Маяковского".

Говорят, что великая любовь сильнее смерти, но не всякому удается воплотить это утверждение в реальной жизни. Владимиру Маяковскому удалось. Цветы приносили в тридцатом, когда он умер, и в сороковом, когда о нем уже забыли. В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом "люблю", то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом, она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин — а букеты все несли. Посыльные взрослели на ее глазах, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой легенды — маленькой, но неотъемлемой. И уже как пароль, который дает им пропуск в вечность, говорили, улыбаясь улыбкой заговорщиков: "От Маяковского". Цветы от Маяковского стали теперь и парижской историей. Правда это или красивый вымысел, однажды, в конце семидесятых, советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери, и всегда мечтал попасть в Париж.

Татьяна Яковлева была еще жива, и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными.

В этом уютном доме цветы были повсюду — как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным. Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд… — Пейте чай, — ответила Татьяна — пейте чай. Вы ведь никуда не торопитесь?

И в этот момент в двери позвонили… Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: "От Маяковского".

Из чата проекта:

Сотрудник1: Звонила USERNAME — у нее опять что-то не так — сейчас пойду к ней.

Сотрудник2: Опять?!

Сотрудник3: Я ж вчера у нее был — ее все устраивало. Сколько можно!

Начальник: Трахните ее уже кто-нибудь, иначе от нас не отстанет.

…

Сотрудник1: "Трахните ее уже кто-нибудь,

О котах... Достался моей бабуле персидский кот, родственник подбросил, кот уже взрослый и не кастрированный (родственник жалостливый дядя, как это мужика причиндалов лишить), да к тому же со звучным именем Федор. Бабулька моя дама солидная, строгая, в доме всеми уважаемая, только малость глуховата, поэтому разговаривает она очень громко, и как правило в приказном тоне. И вот привезли ей этого кота, поохала она, поахала, накормила, напоила, время спать ложиться, она коту показывает подстилку, приговаривая "Федор, спать здесь будешь! На кровать не пущу!". Улеглась бабулька, книжечку почитать взяла, да и за дремала... Просыпается от непонятных воплей, что-то по ней ползает. Сбросив остатки сна, она наблюдает такую картину: кот взобрался на нее, закусил кусок пододеяльника, и елозит по ней, а орал он, чтобы она проснулась и все это наблюдала... Бабка, конечно, давай его сгонять "Ах, ты маньяк ceксУальный, я те паршивец, покажу как пододеяльник рвать" Кот соскочив с кровати давай еще пуще орать. На что бабка продолжает "Федор прекрати! Не то на лестницу выгону" В итоге всю ночь они так и воевали, только она заснет, Федор тут как тут. Бабка к утру сдалась, выделила котяре тряпку, на которой он довольный выполнил свой долг, при этом заглядывая бабке в глаза, и они утихомирился. Но апофеозом этой истории стала соседка, которая на следующей день интересовалась у меня, когда это бабушка замуж успела выйти?

В общаге которой мне пришлось пожить, больше всех мне внушал доверие Сашка. Из-за жизненных устоев. Если в комнате появлялось что-то вкусненькое или алкогольное, он всегда делил честно. Если нас было четверо, то на шестерых, если трое, то на пятерых и т. д.

— Санек, а два лишних куска (или стакана) кому? — интересовались поначалу мы.

— Да вы чо, блин! Это же Мишке с Серегой. Надо по братски... — обижался он, — по честному.

И мы замолкали. Но каждый наверно, как и я, старался вспомнить, кто же эти Мишка с Серегой. Мне это точно не удавалось, но обломить братанов, не позволяла совесть. До того момента, пока я не увидел, как Саня сжирает две оставленные им доли.

— Санек, а как же Мишка с Серегой?! — опешил я.

— Так они не пришли! — вытирая рот, пояснил он, — не пропадать же добру!

С ним опять было трудно не согласиться.

— А если все же придут? — меня все еще одолевали сомнения. И огромное желание хоть когда нибудь увидеть братанов.

— Так это, в большой семье, хлеблом не щелкай!

Возразить было нечего. Ведь все жизненно и справедливо.

Был случай с моей знакомой.

Она устроилась на работу в магазин кассиром по трудовой книжке. Проработав там полтора месяца, она заболела и ушла на больничный. Ничего не предвещало беды... Официальный больничный кончился, она выздоровела и вернулась. Но не тут-то было. Как только она вышла, ей управляющий менеджер говорит — "На твое место