Ходили мы с другом когда-то из школы на стадион побегать, на турнике повыделываться. А путь лежал мимо пивнушки. В 80-е цены были доступными и ассортимент по инициативе работников был как в аптеке — на все стадии и последствия болезни: от рассола до водовки. Народ начал прибывать как всегда, но маленький фрагмент нарушил обыденность.

Откуда-то появляется необычная троица, вернее сказать, их было 2.5. Двое несли третьего, у которого ноги подтягивались, но толкать отказывались, голова болталась как у тряпичной куклы.

Притащились, набрали пива, соленых баранок и поллитра. "Уставший" был прислонен к стене и началась процедура исцеления: Сам не мог и друзья вливали пиво в ротовое отверстие, не слишком заботясь о попадании.

От чего клиент храпел, кашлял и фонтанировал попавшей не в то горло жидкостью не хуже кита при выдохе.

Ну мы пошли дальше и, попрыгав, побегав, возвращаемся той же дорогой. Ситуация у павильона кардинально изменилась как под Сталинградом: Наш подопечный стоит бодренький и травит анекдоты еле живому одному своему спасителю, второй сидит на парапете и мычит.

Вот так! А ведь они его реанимировали и теперь он их должен нести.

Как я был женоненавистником (и почему это чушь)

Я всегда говорил, что женщины — зло. Нет, не просто говорил — доказывал! Спорил с друзьями, писал едкие посты в интернете, даже пару раз попадал в глупые перепалки с незнакомками в кафе. "Я свободен! Никто не пилит, не требует внимания, не строит глазки ради выгоды! " — убеждал я всех.

Развелся я три года назад. Жена ушла к другому, оставив мне только диван, кофеварку и пустую квартиру, которая внезапно показалась вдвое больше, чем раньше. Первые месяцы я убеждал себя, что мне так лучше. Никто не мешает, не капает на мозги. Могу в трусах смотреть фильмы до утра, могу завтракать в обед, могу не слушать жалобы о подружках и работе.

Но однажды я поймал себя на том, что сижу в кафе… и слушаю, как незнакомая пара рядом спорит. Мужчина что-то бубнит, женщина закатывает глаза. И я поймал себя на мысли: "Боже, как же я скучаю по этому".

Я скучал по тому, как она подкладывала мне лишний кусок пиццы, зная, что я откажусь, но потом съем. Скучал по тому, как она ворчала, когда я оставлял грязную тарелку в раковине, а через минуту смеялась, потому что "ладно уж, я всё равно уберу".

И вот тогда я понял.

Я не женоненавистник. Я просто испугался признать, что меня предали. Проще было сказать, что все женщины одинаковые, чем признаться, что меня просто не выбрали.

Теперь я никого не ненавижу. Я просто жду ту, которая выберет меня.

— Накрылась моя премия, похоже

— Чего опять?

— Пришел интернам лекцию читать. С бодуна, не в духе, очки забыл. Захожу — опять 25: доска в каракулях, сидят, болтают, половина опаздывает. Гаркнул на них, стер, написал задачу, говорю: "Чтоб через 15 минут решили". И ушел пить кофе и за очками в машину.

— Вернулся — сидят, двадцать стеклянных глаз смотрят в никуда. Спрашиваю, где решение. Мычат что-то невнятное, на мотив "я им задачи не давал", и в доску тычут — чистая.

— А куда ж я тогда пришел? Оказывается, в переговорку напротив, где заседание Совета директоров. Стер их стратегическую писанину, рыкнул: "Хватит херней заниматься, вот, задачу решайте", — и вышел, хлопнув дверью.

— Мда, молодец.

— Дальше — хуже. Генеральный у нас — тролль еще тот. Сказал, дескать, дело чести, коллеги, ведущий специалист просит — надо решать. Вот они там пыхтели все вместе над ограниченным поиском, родили десятистрочник на Питоне, и позвали проверять.

У моего приятеля Сержа однажды поселилась японская семья. Сейчас просто устраивать обменный домашний туризм — немножко гугля, скайпа и интереса. Выйдя из квартиры Сержа, многие покрутят пальцем у виска, а для японцев само то. Предельный минимализм — хороших вещей почти ничего, плохих нет совсем. Я давно бросил искать по антикварным лавкам хоть слабое подобие его кофейного сервиза — крохотные чашечки невесомы, как лепестки. Но гостей-японцев потрясли не чашечки, а штука, которой нет ещё на этом свете названия. Слиток серебристого металла, как обломок летающей тарелки, имел совершенную, слегка изогнутую во всех трёх измерениях форму. Небольшой с виду, он весил килограмм пять и тяжко прижимал цыплят табака на шипящем подносе. Загадочный металл проводил тепло мгновенно, до каждой точки распластанных им цыплят. Выгнутые бока надёжно обжимали цыплят со всех сторон, не давая им высохнуть. Обтекаемые формы выглядели бы скучновато, если бы не драматический молниевидный зигзаг с узкой стороны, за который было удобно ухватить эту тяжеленную штуку. Японцы долго выспрашивали, какой мастер дизайна это произвёл, и как с ним связаться. А Серж ломал голову, надо ли им объяснять. Это был великолепно отшлифованный и любовно отполированный им самим ещё в юности, случайно найденный обломок зубца советского экскаватора...