привык быстро, и, в общем, совсем не удивился, когда ко мне семь лет назад, в только что купленный дом в Ричмонде, завалилось это трехцветное наглое создание. Завалилось оно совершенно по-хозяйски, заставило себя сначала почесать, снисходительно помурлыкало над моими стараниями, а потом сообщило, что желает пожрать.

Пожрать было выдано. Создание сервированный обед откушало хоть и несколько брезгливо, но тоже вполне снисходительно, а потом намекнуло, что все, в моих услугах оно пока больше не нуждается. И расположилось почивать на веранде под солнышком, всеми четырьмя лапами кверху, только срамное место себе хвостом прикрыло.

Ну и зашибись, я тогда тоже пошел своими делами заниматься.

В общем, наглое рыжее кошко у меня на веранде прижилось. Не знаю, чем оно занималось днями, я ж на работе в это время был, но каждое утро и вечер оно исправно принимало воздушные ванны перед моим домом, и собирало с меня дань в форме еды и почесываний.

И так бы оно все и продолжалось, если б меня в один из выходных черт не дернул с утра траву перед домом постричь. Я как раз налаживался запустить газонокосилку, когда увидел довольно необычную парочку.

Впереди плелась зареванная пигалица лет шести, с каким-то большим плакатом в руках. За ней следом шел, по всей видимости, ее отец. И оба на два голоса кричали: "Сквирки, Сквирки (типа, Царапка), ты где? "

Девчонка меня первой заметила, и заливаясь слезами, подбежала, и тут же поведала, что у нее потерялась кошка, что эту кошку наверное съел большой сердитый волк, и что ее зовут Царапкой потому что она в дверь царапает, а теперь больше не царапает, потому что она пропала, и не видел ли я ее? И плакат мне свой тычет. А на плакате намалеванное цветными карандашами пучеглазое нечто, толи мутировавший Чебурашка, толи испорченный ананас с ножками и ушами. Не, я б ни за что не догадался о чем речь, если б не цвет пятен на чебурахо-ананасе. А был он в точь в точь, как у того кошака, которое у меня прописалась.

Я так девчушке и ее отцу сказал, что точно не знаю, но что-то похожее у меня сейчас на веранде дрыхнет. Девчонка даже дослушивать не стала, сразу помчалась смотреть...

Ага, оно самое оказалось. Ой, какое тут было море соплей и восторгов!

Девочка сгробастала ничего не соображающую ото сна кошку в охапку, ее отец мне долго жал руку, назвался Стэном, и благодарил за помощь в розысках.

Удалились они втроем, совершенно счастливые. То есть, отец с дочкой были счастливые, про кошку я не так уверен.

Я б про все это благополучно забыл, наверное, если бы история не получила неожиданное продолжение.

Примерно через два дня, уже довольно поздно вечером, у меня вдруг зазвенел телефон. Я взял трубку, звонила женщина. Представилась, извинилась за беспокойство, и сказала, что она обзванивает всех соседей, потому что у ее дочки пропала кошка. Кошку зовут Салли, она трехцветная, и никогда раньше не убегала, а теперь ее уже два дня как нет. И не видел ли я такую кошку, случайно?

Я честно ответил, что трехцветную кошку видел, потому что она у меня на веранде с месяц жила, но что ее хозяева нашлись, и что зовут эту кошку не Салли, а Царапка.

Удивился тогда еще, сколько в моей деревне трехцветных кошек теряется.

А еще через день мне позвонил какой-то мужик, и тоже спросил насчет трехцветной кошки, которая пропала у его жены. Эту третью кошку тоже как-то звали, совершенно другим уже именем.

А еще через неделю, выезжая с утра на работу, я увидел приколотый к дереву до слез знакомый портрет трехцветного наглого создания, со слезным воззванием внизу: "У нас пропал член семьи, его зовут Томми, если вы его видели, пожалуйста, верните за вознаграждение! "И номер телефона.

Вот тогда до меня и дошло, наконец. Я позвонил Стэну, и спросил, как поживает их любимица. Стэн сказал, что дочка счастлива, что кошак нашелся, и что теперь ее из дома больше не выпускают, а то, не дай бог, опять потеряется...

Стэн бы долго еще распространялся на тему, как он мне благодарен, но я его прервал. Просто предложил кошака выпускать погулять, и чего-то наплел ему насчет авитаминоза, который с их любимцем обязательно случится, если его взаперти держать.

Еще через неделю убедился, что Стэн меня послушал. Потому что наглое разноцветное создание вдруг нарисовалось у меня на веранде снова. И снова потребовало почесываний и кормежки. А звонки от отчаявшихся соседей прекратились.

Мне одно было интересно – неужели это кошко и правда на разные имена отзывается? Я-таки поэксперементировал – каждый раз его новым способом подзывал, и Машкой, и Санькой, и Прошкой. Исправно оно отзывалось на все. А и то – его ж за это кормят, чего не отозваться-то?

Оно, кстати, до сих пор живо. Уж не знаю, сколько из моих соседей его сейчас за своего домашнего кошака считают, и сколькими разными именами кличут. Думаю, что много таких соседей, а че б иначе это разноцветное создание таким жирным под старость лет-то стало?

А какого оно полу, я так и не знаю, да и зачем мне? – пусть оно так и будет, в одном доме пусть оно девушкой по имени Царапка числится, в другом дамой по имени Салли, а в третьем джентльменом по имени Томми.

По мне, так это просто рыже-черно-белое, наглое, очень ласковое, и очень кошачее существо.

поводком, во главе которого шустрит размером с тощего котенка маленькая, голосистая собачонка, захлебывающаяся от злости и готовая разорвать динозавра. Проводив ленточку взглядом в направлении движения, начинаю угадывать цель

"свирепого" зверя. На подступах к площадке другой собаковод тащит на привязи огромную овчарку, ошалевшую от нервного, кошмарного создания, привязанного на конце длинной ленты, приближающейся стремительными темпами. Овчарка онемела, но в еще большей степени онемел ее хозяин, ибо огромная туша настолько напрягла поводок, что он уже вынужден стоять по диагонали, едва сдерживая его. Наконец, натянутая молнией лента застывает неподвижно, с ювелирно рассчитанной точностью метрах в пяти от объекта, обеспечивающих хрупкую безопасность, рыжеватое злобное существо замирает на месте, при этом всю энергию движения, высвобожденную от остановки, умело перенаправляя в и без того непередаваемое эпитетами гавканье. Голова ее разматывается в разных направлениях, слюни брызжут во все стороны, децибелы обволакивают пространство... И тут, выдержав боксерскую паузу, глухим, раздирающим рыком, словно собака баскервилей, овчарка разрывает воздух, делая ни много ни мало одно единственное, но вмещающее в себе вселенную "Аф!"... На этом громкая и визгливая часть истории заканчивается. Воцарившаяся тишина сопровождается только легким шуршанием травы. Рыжая бестия, позабывшая, что такое вообще есть звуки, уже не со скоростью самолета, а как минимум ракеты, взлетает в обратном направлении, и поводок устремляется вслед за ней, натягиваясь по замысловатой траектории, словно лента гимнастки.

konde13

Бутылки он находит на улице и с удовольствием их грызёт, пока те не превращаются в блин.

... Утро, около шести часов. Ещё висит лёгкий туман, но уже ясно, что денёк будет солнечным. Птички поют, неповторимая утренняя свежесть, тишина — благодать одним словом. И мы с Добрыней бредём, ну прямо как в той песне: "Только мы с конём... "

Пьяницу мы сначала услышали, потом унюхали (Псин даже расчихался!), а уж после и увидели. Испортив своим амбре всё утро вместе с тишиной и свежестью, сей объект перемещался по зигзагообразной траектории то топча молодые ёлочки, высаженные в прошлом году, то рискуя свалиться в речку, что протекала по другую сторону тропинки. Такая манера передвижения, видимо, не устраивала и его самого, потому что на каждый "занос" приходилось по два-три крепких словца, и у меня сложилось убеждение, что у мужичка и у его ног были разные матери.

Я почувствовала, что Добрыня напрягся, но не успела онять почему (вроде бы к пьяным людям он относился так же как и ко всем — пофигистически), ибо именно в этот момент пьяница сфокусировал на мне мутные глазки.

— Дееевочка... а давай я тя тр — ик!

... Больше он ничего сказать не успел.

Добрыня рванул вперёд как торпеда, нацелившись на здоровенную пластиковую бутылку из-под пива, которая почти наполовину торчала у мужика из кармана куртки. И как бы сильно ни был пьян сей субъект, до воды он добрался за один прыжок, а на другом берегу был через два гребка!

Но нас с Добрыней это не интересовало: я смеялась, а Псин с наслаждением грыз бутылку, которую он всё-таки успел цапнуть.