Сему очень ждали.

И дождались.

Когда уже потеряли надежду. Девять лет ожидания — и вдруг беременность!

Сема был закормлен любовью родителей. Даже слегка перекормлен. Забалован.

Мама Семы — Лиля — детдомовская девочка. Видела много жесткости и мало любви. Лиля любила Семочку за себя и за него.

Папа Гриша — ребенок из многодетной семьи.

Гришу очень любили, но рос он как перекати-поле, потому что родители отчаянно зарабатывали на жизнь многодетной семьи.

Гриша с братьями рос практически во дворе. Двор научил Гришу многому, показал его место в социуме. Не вожак, но и не прислуга. Крепкий, уверенный, себе-на-уме.

Гришины родители ждали Семочку не менее страстно. Еще бы! Первый внук!

Они плакали под окнами роддома над синим кульком в окне, который Лиля показывала со второго этажа.

Сейчас Семе уже пять. Пол шестого.

Сема получился толковым, но избалованным ребенком. А как иначе при такой концентрации любви на одного малыша?

Эти выходные Семочка провел у бабушки и дедушки.

Лиля и Гриша ездили на дачу отмывать дом к летнему сезону

Семочку привез домой брат Гриши, в воскресенье. Сдал племянника с шутками и прибаутками.

Сёма был веселый, обычный, рот перемазан шоколадом.

Вечером Лиля раздела сына для купания и заметила... На попе две красные полосы. Следы от ремня.

У Лили похолодели руки.

— Семен... — Лилю не слушался язык.

— Да, мам.

— Что случилось у дедушки и бабушки?

— А что случилось? — не понял Сема.

— Тебя били?

— А да. Я баловался, прыгал со спинки дивана. Деда сказал раз. Два. Потом диван сломался. Чуть не придавил Мурзика. И на третий раз деда меня бил. В субботу.

Лиля заплакала. Прямо со всем отчаянием, на какое была способна.

Сема тоже. Посмотрел на маму и заплакал. От жалости к себе.

— Почему ты мне сразу не рассказал?

— Я забыл.

Лиля поняла, что Сема, в силу возраста, не придал этому событию особого значения. Ему было обидно больше, чем больно.

А Лиле было больно. Очень больно. Болело сердце. Кололо.

Лиля выскочила в кухню, где Гриша доедал ужин.

— Сема больше не поедет к твоим родителям, — отрезала она.

— На этой неделе?

— Вообще. Никогда.

— Почему? — Гриша поперхнулся.

— Твой отец избил моего сына.

— Избил?

— Дал ремня.

— А за что?

— В каком смысле "за что"? Какая разница "за что"? Это так важно? За что? Гриша, он его бил! Ремнем! — Лиля сорвалась на крик, почти истерику.

— Лиля, меня все детство лупили как сидорову козу и ничего. Не умер. Я тебе больше скажу: я даже рад этому. И благодарен отцу. Нас всех лупили. Мы поколение поротых жоп, но это не смертельно!

— То есть ты за насилие в семье? Я правильно понимаю? — уточнила Лиля стальным голосом.

— Я за то, чтобы ты не делала из этого трагедию. Чуть меньше мхата. Я позвоню отцу, все выясню, скажу, чтобы больше Семку не наказывал. Объясню, что мы против. Успокойся.

— Так мы против или это не смертельно? — Лиля не могла успокоиться.

— Ремень — самый доходчивый способ коммуникации, Лиля. Самый быстрый и эффективный. Именно ремень объяснил мне опасность для моего здоровья курения за гаражами, драки в школе, воровства яблок с чужих огородов. Именно ремнем мне объяснили, что нельзя жечь костры на торфяных болотах.

— А словами? Словами до тебя не дошло бы? Или никто не пробовал?

— Словами объясняют и все остальное. Например, что нельзя есть конфету до супа. Но если я съем, никто не умрет. А если подожгу торф, буду курить и воровать — это преступление. Поэтому ремень — он как восклицательный знак. Не просто "нельзя". А НЕЛЬЗЯ!

— К черту такие знаки препинания!

— Лиля, в наше время не было ювенальной юстиции, и когда меня пороли, я не думал о мести отцу. Я думал о том, что больше не буду делать то, за что меня наказывают. Воспитание отца — это час перед сном. Он пришел с работы, поужинал, выпорол за проступки, и тут же пришел целовать перед сном. Знаешь, я обожал отца. Боготворил. Любил больше мамы, которая была добрая и заступалась.

— Гриша, ты слышишь себя? Ты говоришь, что бить детей — это норма. Говоришь это, просто другими словами.

— Это сейчас каждый сам себе психолог. Псехолог-пидагог. И все расскажут тебе в журнале "Щисливые радители" о том, какую психическую травму наносит ребенку удар по попе. А я, как носитель этой попы, официально заявляю: никакой. Никакой, Лиль, травмы. Даже наоборот. Чем дольше синяки болят, тем дольше помнятся уроки. Поэтому сбавь обороты. Сема поедет к любимому дедушке и бабушке.

После того, как я с ними переговорю.

Лиля сидела сгорбившись, смотрела в одну точку.

— Я поняла. Ты не против насилия в семье.

— Я против насилия. Но есть исключения.

— То есть если случатся исключения, то ты ударишь Сему.

— Именно так. Я и тебя ударю. Если случатся исключения.

На кухне повисла тяжелое молчание. Его можно было резать на порции, такое тугое и осязаемое оно было.

— Какие исключения? — тихо спросила Лиля.

— Разные. Если застану тебя с любовником, например. Или приду домой, а ты, ну не знаю, пьяная спишь, а ребенок брошен. Понятный пример? И Сема огребет. Если, например, будет шастать на железнодорожную станцию один и без спроса, если однажды придет домой с расширенными зрачками, если... не знаю... убьет животное...

— Какое животное?

— Любое животное, Лиля. Помнишь, как он в два года наступил сандаликом на ящерицу? И убил. Играл в неё и убил потом. Он был маленький совсем. Не понимал ничего. А если он в восемь лет сделает также, я его отхожу ремнем.

— Гриша, нельзя бить детей. Женщин. Нельзя, понимаешь?

— Кто это сказал? Кто? Что за эксперт? Ремень — самый доступный и короткий способ коммуникации. Нас пороли, всех, понимаешь? И никто от этого не умер, а выросли и стали хорошими людьми. И это аргумент. А общество, загнанное в тиски выдуманными гротескными правилами, когда ребенок может подать в суд на родителей, это нонсенс. Просыпайся, Лиля, мы в России. До Финляндии далеко.

Лиля молчала. Гриша придвинул к себе тарелку с ужином.

— Надеюсь, ты поняла меня правильно.

— Надейся.

Лиля молча вышла с кухни, пошла в комнату к Семе.

Он мирно играл в конструктор.

У Семы были разные игрушки, даже куклы, а солдатиков не было. Лиля ненавидела насилие, и не хотела видеть его даже в игрушках.

Солдатик — это воин. Воин — это драка. Драка это боль и насилие.

Гриша хочет сказать, что иногда драка — это защита. Лиля хочет сказать, что в цивилизованном обществе достаточно словесных баталий. Это две полярные точки зрения, не совместимые в рамках одной семьи.

— Мы пойдем купаться? — спросил Сема.

— Вода уже остыла, сейчас я горячей подбавлю...

— Мам, а когда первое число?

— Первое число? Хм... Ну, сегодня двадцать третье... Через неделю первое. А что?

— Деда сказал, что если я буду один ходить на балкон, где открыто окно, то он опять всыпет мне по первое число...

Лиля тяжело вздохнула.

— Деда больше никогда тебе не всыпет. Никогда не ударит. Если это произойдет — обещай! — ты сразу расскажешь мне. Сразу!

Лиля подошла к сыну, присела, строго посмотрела ему в глаза:

— Сема, никогда! Слышишь? Никогда не ходи один на балкон, где открыто окно. Это опасно! Можно упасть вниз. И умереть навсегда. Ты понял?

— Я понял, мама.

— Что ты понял?

— Что нельзя ходить на балкон.

— Правильно! — Лиля улыбнулась, довольная, что смогла донести до сына важный урок. — А почему нельзя?

— Потому что деда всыпет мне ремня...

Родители поженились студентами в начале 80-х. Как-то им несказанно повезло, удалось купить финский унитаз, необычного тогда, синего цвета. Так как жили в общаге, унитаз был припасен до лучших времен. Потом распределение на север, снова общага. И вот наконец-то получили квартиру. Но тут слегла мамина бабушка.

Мама уехала ее досматривать,

Семейные разговоры, в которых принимаем участие я и отчим, всегда скатываются к обсуждению правильной разделки трупов и насмешкам над хлипкими нервами людей. Отчим работает на мясокомбинате, а я учусь на патологоанатома.

Было лет пять мне. Дедушка сажает меня в двадцать четвёртую бежевую Волгу, привозит к настоящему локомотиву, и я со всей радостью Шелдона Купера делаю под присмотром машиниста несколько кругов, и мне дают погудеть! Это было чудо. Прошли годы, дедушки уже не стало, мне стало это всё казаться сном. Мама ничего про это не знала, говорит — приснилось. Но снимки из космоса подтвердили, что есть такой железнодорожный круг под Гайсином! Дедушке спасибо!

История из жизни.

Сегодня — 26 августа, воскресенье... Я решила посмотреть в кошелёк. Ровно 500 рублей до зарплаты. Ах, если бы не покупка школьной одежды и школьных принадлежностей...

А зарплату получу только 7 сентября. Что же делать? Ведь надо ездить на работу и ещё продукты, да и опять на школьные нужды... Может, мужу