В соседнем купе ехала веселая компания – двое русских и двое прибалтов лет 40-45 все. Комашка не протрезвлялась все время, уже в поезд они садились в зюзю косые. Вели они себя довольно шумно, так что близлежащие купе были в курсе приколов, ими вытворяемых. Так вот, первая пограничная проверка – российская. Наши, чувствуется, привыкши. Прибалты – не разобравши. Надо документы – пожалуйста, документы. Вопросов не возникло, как и на обоих украинских таможнях тоже. Но на четвертой границе, где в последний раз российские пограничники проверяют, возникла заминка. Прибалты были пьяны, и от этого у одного из них при просьбе предъявить документы взыграла кровушка. "Я не понимаю, уже четвертый раз документы у нас досматривают. Мы что, не такие какие-то? И что, выпили чуток! Зачем обижаете? Дискриминация, е[ж]т! Не буду вот документы предъявлять, вы уже меня наизусть запомнили!". Дивный акцент, отличный русский язык, сохранившийся с советских времен. Вежливый пограничник (как сейчас помню, вежливость его не срывалась на грубость из последних сил) еще и еще раз требовал документы, пытаясь объяснить, что граница – это дело тонкое. Ему вторила из-за спины проводница, предчувствующая беду своим пассажирам, и, упаси господи, себе. Русская часть пассажиров в разговор вступала слабо, по причине невменяемости состояния. На шум потянулись еще двое подтянутых молодых пограничника с папками в руках. Неожиданно в вагон зашли таможенники, совместно с погранвойсками проверяющие провозимый багаж. Шум отвлек их от начатой было проверки и переключил их внимание на наших героев. Вокруг соседнего купе собралась целая толпа людей в форме, заполонивших пол-коридора. Видя такое повышенное внимание к своеим персонам, второй прибалт, до этого молча болтающий головой, разорался так, что говор первого потонул в его воплях. "Б%я, нах, меня еще и спрашивают, что у меня в сумке? А чемоданы вам не вытряхнуть? Да я вас бл…". При этом настоящий русский мат в самых изощренных формах был направлен именно в адрес стоявшего в дверях купе первого пограничника, на свою беду спросившего документы у буйных иностранцев и успевшего закосеть от перегарочного домогана, прочно устоявшегося в ограниченном пространстве. При этом надо отметить, что поезд уже должен был с минут 20 как отправиться. Апогеем этого бедлама явилось появление двух рослых милиционеров, вызванных по рации для усмирения бунтовщиков. Один из них протиснулся в купе, и, весомо ткнув орущего прибалта в плечо, зычно скомандовал – "Молчать, бл... нах... е[ж]т". Милицейскую форму прибалты помнили с советского детства, посему моментально въехали, что чего-то они где-то не то сказали и надо с милицией срочно мириться, иначе они инстинктивно почувствовали реальную угрозу напоминания советских резиновых дубинок и вытрезвителей с холодным и твердым кафельным полом. Оглушенный внезапно наступившей тишиной требовавший документы пограничник, которого так многократно и витиевато давно никто не посылал, с пеной у рта ворвался вслед за милиционером в купе. Захлопнулась дверь, все напрягли слух. Из-за стенки долетали невнятные бурчащие голоса проснувшихся русских, пытающих свести конфликт к взаимному урегулированию вопроса, менторский тон представителя закона, эти фразы до сих пор сидят в моей памяти: "Лица, находящиеся в поездном составе в нетрезвом виде, подлежат наложению взыскания в виде штрафа…" и перебивающий его визгливый голос пограничника: "Нет! Не штрафа! Эти лица лишаются права проезда, их высаживают из поезда!!!". Сильно ему не терпелось пообщаться с буянами в своей альма-матер. Вопрос урегулировали минут 10. Звякнули стаканы, успокоено вздохнула проводница. Все начали расходиться. Вышли из купе милиционер без фуражки и торопливо дожевывающий пограничник. В руках они несли по пакету, из одного предательски торчал хвост купленного на станции леща, непригодившиеся папки с бланками протоколов и копиями законов небрежно торчали из-под мышек. Минут через 7 поезд отбыл от страшной станции и, наверстывая опоздание, продолжил свой мерный бег на юг. Из купе неслись тихие причитания "Ограбили… Жена убьет… Не х.. , было вые…". Через минут десять мы и двое наших попутчиц, отошедшие от спектакля, пошли в тамбур покурить. Там стояли всхлипывающие от смеха русские и второй прибалт, пославший погранца. Пряча улыбки, мы прикурили. Бывший соотечественник, растерявший свою браваду, поднял на меня красное лицо, встретившись со мной взглядом. И тихо произнес: "Да если б я только знал, что мы, оказывается, четыре раза границу пересекали…". Дальше я не слышал ни продолжения, ни стука колес, ни выскочившей на ржач давешней проводницы...