волки, коих в Саратовской губернии тогда было более чем достаточно, совсем озверели. В отдельных деревнях они посреди бела дня шастали меж домов и рвали на части все что шевелится. Местные власти в панике, охотникам объявляется вознаграждение в 200 (!)тогдашних рублей за каждую волчью шкуру. В райцентре Озинки собирается команда из местного охотничьего общества. Люди все бывалые, как на зверя ходить знают не понаслышке, да вот еще один малец Мишка с ними увязался.

Выезжают ближе к вечеру в лес на двух санях. Впереди тот самый Мишка с ножом и поросенком в руках. Время от времени лес оглашается диким визгом хрюшки, которую Мишка тычет ножичком в брюхо. На этот визг сбегаются все голодные волки Саратовской области. Сзади на санях — стрелки, лупящие во всю мочь из своих двухстволок по волкам. Все идет хорошо, охотники уже прикидывают, кто настрелял на "Рубин", а кто и на "Запорожец".

И вдруг на одной из лесных развилок лошадь, видимо офигевшая от голодных завываний волков и их желтых огоньков по бокам, уносит сани в сторону от наезженной дороги. Мишка орет дурным голосом, но в пылу охоты его, конечно, никто не слышит, охотники уносятся в одну сторону, сани с Мишкой, поросенком и озверевшей стаей волков — в другую. Какое-то время лошак еще несется по чаще, затем сани цепляются за пенек и переворачиваются. От удара Мишка вылетает из них в сторону с какой-то охапкой сена, ударяется об сосну и совершенно отчетливо вдруг понимает, что вот тут-то ему и.. кабздец, словом.

От отчаяния он зарывается в сено, хоть и видно его за версту, и накрывает голову ведром, которое хрен его знает по какой нужде оказалось в санях. Стая налетает буквально через минуту. Поросенок не успел даже "хрю" сказать, как от него одни уши остались. Через секунду настает очередь лошадки. Грызли ее волки долго и обстоятельно, а Мишка все это время тоскливо размышлял, когда же настанет очередь десерта, то есть его. И вот то ли от страха, то ли холода он неожиданно для самого себя вдруг отчаянно проперделся. Волчары тут же бросили свое кушанье и заинтересованно посмотрели в его сторону. Один из них ( будущий десерт сразу понял, что это вожак ) направился к куче соломы. Мишка с комком в горле изо всех сил натянул на себя ведро. "Х.. с ним, сожрут, так сожрут, хоть башка останется".

На шею наступила огромная тяжелая лапа, долго, очень долго зверь обнюхивал воротник телогрейки, штаны, валенки, а затем... в звенящей морозной тишине он услышал звук, который невозможно спутать с другим. Тугая струя ударила в жестяное ведро. Запах не оставлял сомнений — волк выссал все свои запасы мочи.

Примеру вожака последовала вся стая..

Закончив сей странный обряд волки вернулись к своей ужасной трапезе, и только через целую вечность Мишка вдруг услышал, как прекратился треск разрывамого мяса несчастной лошади, как загрохотали невдалеке "тулки" и "ижевки", как отчаянно матерился его крестный Анатолий, взявший крестничка "на охоту".

И тогда Мишка поднялся. То есть подняться, он, конечно, поднялся, но вот насчет ведра... Натягивал его малец со страху, волки тоже вниманием не обошли: на 20 градусном морозе моча схватывается быстро — короче примерзло намертво. Анатолий только и смог вымолвить: "ВИКИНГ — ебена мать"...

Дальше была проза. Бросили Мишку в сани, домчали до какой-то баньки, с немалым трудом, но все-таки стянули ведро, влили в мальца пол-литру и укутав в одеяло уложили спать."

С тех пор и по сей день у Мишки, теперь-то, конечно, у Михал Афанасича седая прядь у левого виска, ведро, спасшее жизнь висит в сенях, а все деревенские в разговорах называют Афанасича не иначе как ВИКИНГ.