нечего, надо заказывать.

— Сколько нужно-то?

— Ну, грамм 10... Ну, максимум 20 — с немереным запасом...

Ну, 20 так 20... Однако выяснилось, что у фирмы, изготовлявшей данную субстанцию, упаковок меньше 500 грамм не бывает.

— Хрен с ним, пускай шлют 500...

Сдали заказ "по инстанциям"... И пошел заказ кочевать из министерства в министерство, обрастая подписЯми и печатЯми...

Короче, через энное количество времени (когда все уже решили, что ихняя бандеролька окончательно и бесповоротно потерялась где-то промеж Штатами и СССР) — звонок из порта:

— Ну, и когда вы за своим грёбаным грузом приедете — у нас же КОРАБЛЬ простаивает!!!

После отпаивания начлаба вместе с директором НИИ валерьянкой стали "наводить справки". И выяснилось, что при очередной итерации в одном из министерств какой-то шибко грамотный чинуша решил, что в заказе — ну явно опечатка, и переправил "500 г(рамм)" на "500 т(онн)"...

З. Ы. Американская фирма, выпускавшая эту гадость, тоже слегка офигела, получив подобный заказ, поскольку ее годовое производство составляло что-то вроде тонн 100, не более. Но, коль скоро Клиент заказывает, да еще и денег платит — поднапряглись, и сделали.

В мастерских у нас была практика — мы осваивали свою специальность на станках и верстаках. И, естественно, носили спецодежду. Я лично ходил в белом халате, как радиоэлектронщик, а токаря ходили в синих фланелевых куртках-робах, синих брюках и круглых шапочках с козырьком (очень напоминающих тюремные шапочки у "джентльменов удачи"). Вид у токарей был, как у зеков в трудколонии.

Шёл июнь, практика. Жарко...

Их мастерская единственная выходила на улицу. Улица была с очень узким тротуаром. Окна были почти у самой земли, на окнах — опять же решётки. Когда мастер уходил, токаря развлекались тем, что поливали прохожих (особенно девчонок) СОЖью — смазочно-охлаждающей жидкостью, по консистенции оч-чень напоминающей мужскую семенную жидкость:) Добраться до них, естественно, никто не мог. Но всё это — присказка. Вот, где сказочка начинается!

Был среди них один парень, хачек, которого все звали Мурат. Так как летом была дикая жара, он остригся наголо и стал совсем похож на зека. Чтобы усугубить это сходство, он ещё приделал себе на грудь номер. Те, кто носил робу, часто писали на спине через трафарет "Не влезай — убьёт", "127/220" и другие надписи масляной краской, поэтому никто ничего не сказал.

Как-то прохожу мимо окон их мастерской — такая картина. Окна изнутри открыты. Мурат держится за решётку и воет оттуда:

— Люди, подайте что-нибудь поесть. Сидим в тюряге, света белого не видим...

И какая-то сердобольная бабушка останавливается и начинает с ним говорить (окна — почти вровень с землёй).

— Тяжко, милок?

— Ох, тяжко, бабуська. Голодом нас морят, бьют каждый день!

Через пять минут бабка пришла с сеткой продуктов и стала пихать ему через решётку хлеб, молоко и яйца.

Второй случай был у ларька, к которому в обед все бегали пить пиво. Мурат по простоте душевной пошёл туда прямо в зековском прикиде — лысый, в робе и с номером на груди. Номер он носил гордо, как орден. Как раз у ларька "козлик" с ментами останавливается. Мурат встал-таки в очередь, но оробел. Менты сначала злобно косились на него, потом он, видно, достал их своим видом, и они его обступили, стали расспрашивать. Он боится рта раскрыть, стоит, голову опустил. А они — где сидел и всё такое...

А мы, надо сказать, стояли рядом в белых халатах. Видя, что дело дрянь, мы подошли к ним и сказали:

— Так, спокойно, это — наш клиент!

Менты посмотрели на нас — кто такие?

— Больница имени Кащенко. Санитары.

— Это — псих, что ли?

— Да нет, просто шизик.

— А-а-а, что же вы его отпускаете?

— Да не, мы за ним смотрим.

— Ну давайте. — купили пиво и уехали.

Мурат незаметно спорол номер и стал ждать, когда вырастут волосы.