Помнится, в далеком детстве играли мы в футбол. Как сейчас помню один матч: наша "дворовая сборная" из 8 пацанов 12-13 лет, а против нас четверо воспитанников питерского "Зенита" лет 14-15. Как они вообще попали к нам во двор я уже не помню, да и не важно.

Играли мы на импровизированном "поле", в половину обычного, даже меньше. Договорились на два тайма по 15 минут. За нас в воротах стоял "легионер", пацан с соседнего двора нашего в возраста, занимавшийся в секции футбола, за них- их соклубник.

Первый тайм нас разнесли как котят 4:0, причем с ленцой так, не напрягаясь, и если бы не наш вратарь, то могло быть и 8:0 запросто.

Они двигались как машины, понимали друг друга не глядя, отдавали великолепные точные пасы через все поле, "обмотать" никого из них было невозможно. Мы выглядели жалко. Как оказалось, годы " дворовых тренировок" не стоили ровным счетом ничего против команды пофессионалов, в два раза меньших числом.

Во время перерыва к нам подошел один из зрителей, мужик лет 40, как выяснилось, в прошлом игравший в молодости за какую-то провинциальную команду.

— Вас восемь человек, — посоветовал он, — разбейтесь на двойки, каждая двойка пусть "приклеится" к одному из них. Не давайте играть, как мяч у них, сразу бросайтесь, мешайте, не давайте пасовать. И сами "не мудитесь", вы их не "обмудите". Как мяч у вас, сразу пасуйте, "в одно касание". И по вортам лупите, как сможете.

Вот такие вот незатейливые советы но сразу скажу, и во втором тайме нас вынесли 4:1.

Но мы этим советам последовали и во втором тайме это уже была Игра, настоящее рубилово.

Мы носились как черти, не давали им вздохнуть, каждый из них был прикрыт двумя, они уже не прикалывались, играли если и не в полную силу, то уже серьезно. Мы опасно угрожали их воротам и один мяч все же закатили.

Несколько раз они делали небольшие перерывы что бы посоветоваться, достаточно сказать, что за пять минут до конца матча счет был 2:1, но тут они начали играть "на вторых этажах", а поскольку были значительно выше и крупнее нас, то сделать мы ничего не могли и два последних мяча получили именно "с головы", — так это тогда называлось.

Из всей этой игры я хорошо помню именно второй тайм. Помню лица этих пацанов, зенитовцев. Вспотевшие, разочарованные. И наши- растрепанные, проигравшие с разгромным счетом, но гордые, довольные. У всех нас, как оказалось, было тогда одно чувство- ну вот еще чуть-чуть, еще один тайм и мы бы их "сделали"!

Не сделали бы, конечно, скорее всего.

Но я думаю, все мы прочувствовали что такое настоящая командная игра, еще долго потом мы жутко гордились этим матчем и всем подряд с упоением рассказывали как играли с "Зенитом". И никто не понимал, как можно так радоваться, проиграв в конце концов.

Просто мы, пацаны жившие с пеленок в одном дворе, сотни раз игравшие вместе, сотни раз дравшихся друг с другом, ссорившихся и мирившихся через день, впервые чувствовали себя стаей, командой, делавшей одно дело и способных достойно биться даже с теми, кто намного лучше и сильнее нас. Надеюсь, всем нам это пригодилось.

В спортлагере в Приэльбрусье слышал разговор.

Альпинист спрашивал директора лагеря — почему среди горцев так мало альпинистов с разрядами.

Ответ был предельно честный и, по моему, гениальный: "Потому что там где вы в связке карабкаетесь и звания получаете — мы там сено косим".

Как-то во время парашютных прыжков одного мужчинку (а было у него весу аж 48 кг) унесло на высоту порядка 1000 метров. Мы прыгали с 800 (был жаркий день, и он попал на восходящие потоки от пашни) и таскало по белу свету до посинения. Он давно уже потерял аэродром, куда должен был приземляться (а на аэродроме стоял полосатый колдун, по которому мы определяли направление и силу ветра). Когда он увидел, что земля в конце-концов стала приближаться, он попытался определить направление ветра с помощью плевков: так это просто небрежненько поплёвывал с высоты на бренный мир и смотрел, куда тот плевок прилетит. Естественно, он ни черта не определил, ибо тот плевок летит также как и парашютист. Однако Господь видно возмутился его неэкологическими действиями и присараил его, то бишь он сел не на землицу, а на соломенную крышу сарая, вернее даже — хлева. Естественно, он провалился сквозь ту хлипкую крышу в коровник, да не просто в коровник, а в навоз от тех коров. Поднялся всеобщий шмон, коровы стали с перепугу бодаться, куры заорали на всю деревню, собаки кинулись со всей округи... В общем, к вечеру привезли к нам его, родимого, с парашютом на телеге. Все были безумно рады, что хоть и обосранный, искусанный, но всё-таки жив, потому как уже все с ног сбились, искавши его. Вот такая веселая история. Потом про него даже анекдоты пошли, и когда кто не знал его — достаточно было сказать что это тот, что присараился.

Второго марта 1998 года я сидел дома и анализировал какую-то позицию. Пришёл Камо, муж сестры. Большой любитель шахмат и мой верный болельщик.

— К чему готовимся? — спросил он.

— Да ни к чему, просто.

— А что, турниров нет?

— Есть, но только далеко. Вон ребята в Нью-Йорк собираются на днях.

—

Один мой ученик занял первое место в небольшом малозначимом турнире. Свою последнюю партию закончил позже всех. После партии он вышел из шахматного клуба, собираясь купить в соседнем киоске воды и затем вернуться на закрытие турнира. Он, однако, не знал, что никаких официальных мероприятий по закрытию турнира организаторы не планировали. Через пять минут ученик возвратился и, увидев, что сторож начинает закрывать двери клуба, удивлённо спросил:

— А церемонии закрытия не будет?

Сторож в ответ:

— Да какие там церемонии?! Просто закрываю, и всё.