Еду в Москве, в метро. Сел. Достал маленький ноутбук, печатаю. Надо мной стоит парень. Обычный такой, полноватый. По виду – офисный планктон. Посмотрел на меня. Спрашивает: — Слушай, а как сейчас в Эйлате? Не очень жарко? Вот, собираюсь съездить… Я посмотрел на него. Говорю удивлённо: — Мы знакомы?
— Нет. — А как ты понял, что я из Израиля? — Дедукция и наблюдательность, — серьёзно так говорит. — Рубашка у тебя наружу. У нас так только хипари носят. Но ты не хипарь. Смуглый, бородатый, но не кавказец. Расслабленный. По виду, скорее всего, еврей. Но не местный. И вообще не российский. Короче: или американец или израильтянин. Но вариант с американцем я сразу отмёл. — Почему? — спрашиваю простодушно. — Может быть…- задумался, — может быть, потому что у тебя на клавиатуре иврит наклеен. (с) Henrich Nebolsin |
20 Sep 2015 | ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
- вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Юный Константин Райкин, будучи человеком и темпераментным, и литературно одаренным, вел донжуанский дневник. Записывал, так сказать, свои впечатления от начинающейся мужской жизни.
По всем законам драматургии, однажды Костя свой дневничок забыл, в раскрытом виде, на папином рабочем столе — и, вернувшись из института, обнаружил родителей, с интересом изучающих эту беллетристику.
— Да-а, — протянул папа.
— Интересно… Я в твои годы был скромнее, –—сказал он, чуть погодя.
— Ну, ты потом наверстал, — заметила мама, несколько испортив педагогический процесс. Но педагогический процесс только начинался: Райкин-старший вдруг сменил тему.
— Знаешь, Котя, — сообщил он, — у нас в подъезде парикмахер повесился…
Костя не сразу уследил за поворотом сюжета:
— Парикмахер?
— Да, — печально подтвердил Аркадий Исаакович.
— Повесился парикмахер. Оставил предсмертную записку. Знаешь, что написал?
Райкин-старший взял великую педагогическую паузу и, дав ребенку время сконцентрировать внимание, закончил:
— "Всех не перебреешь! "
Перед входом в Сбербанк есть предбанник, в котором находятся его же банкоматы. Предбанник открыт круглосуточно, а банк открывается с 9.00. Перед открытием, народ, дабы не мерзнуть на улице забивается в предбанник как сельди в бочке. Туда же забился и я, т. к. на улице было было холодно.
Итак время 9.00: Народ немного волнуется, за стеклянными
Прошу прощения у читателей, но фамилии я напрочь забыл — дело было в советские годы, но за достоверность ручаюсь, поскольку эту историю слышал от разных людей. Назову их Ивановым и Петровым.
Жил-был кандидат в мастера по шахматам Иванов. Играл очень сухо, но старательно. Много занимался шахматами дома. Мастерство его медленно, но постоянно росло. И вот однажды на каком-то турнире он выполнил норму мастера. А времена были такие, что нужно было для получения звания мастера пройти комиссию, которая решит, давать ли это звание или нет. И вот кандидат в мастера Иванов предстал перед грозными очами комиссии. Один из её членов, мастер Петров, заявил, что Иванов не достоин звания мастера, что играет нетворчески, слишком сухо. Возникла дискуссия. И всё-таки комиссия большинством голосов приняла решение в пользу того, чтобы Иванову дать звание мастера. А надо сказать, что Петров был действующим игроком. И Иванов при каждой встрече за шахматной доской прикладывал все усилия для того, чтобы победить Петрова. И, говорят, драл его безо всякой пощады самыми нетворческими методами.
Наша дочка — это воплощенная женственность и здравый смысл пяти лет от роду. И в силу её замечательной уравновешенности и неослабевающего интереса к миру и людям нам доступно довольно много удовольствий. На этот раз это был балет ЗОЛУШКА. И снова Вероничка поразила меня живой и непосредственной реакцией на красоту и волшебство происходящего. Она тихонько ахала, и замирала, и молитвенно складывала ладошки, и распахивала свои и без того огромные глаза. В антракте она аккуратнейшим образом убирала в свою театральную сумочку бинокль и ела мороженое, купленное ею самой со словами: ВАНИЛЬНОЕ, ПОЖАЛУЙСТА!.. и милой улыбкой. Да что там говорить — силу моего восхищения вы сможете понять, только если тоже являетесь мамой двух мальчишек.
На пути домой моя малышка сосредоточенно молчала.
— Да, мамочка, — произнесла она наконец, — балет — это чудо.
Тут она легонько вздохнула и добавила:
— И всё-таки немного жаль, что принц был в колготках...