В советские времена существовал анекдот про еврея, который в столовой вместо тарелки борща брал две половинки — объясняя это тем, что за ту же цену получает ту же тарелку борща, но двойную порцию сметаны. Один из сонма анекдотов про еврейскую жадность.
Пусть этот анекдот списали не с меня, я всё же позволю себе примазаться к его прототипу — на правах человека, который с некоторых пор, посещая столовую, вместо двойной порции жареной картошки заказывал и продолжает заказывать четыре половинки. И настаивает на том, чтобы разложить их по разным тарелкам. Этот ларчик открывается просто — однажды в юности я не поленился с помощью нескольких приятелей и контрольных весов провести эксперимент и убедиться, что глаза меня не обманывают:
— при запросе "половинка порции жареной картошки" раздатчица кладёт 70-75 грамм
— при запросе "порция жареной картошки" раздатчица кладёт 110-120 грамм
— при запросе "двойная порция жареной картошки" раздатчица кладёт 170-180 грамм.
А цена у них, между тем, таки 0.5X, X и 2X соответственно. В меню, кстати, написано, что порция жареной картошки — 140 грамм. Так что да, я согласен, анекдот про жадность. Вот только про еврейскую ли?
* * *
Был у нас в вузе преподаватель Мешков. "От слова мешок", — как он сам объявил на первой лекции. Однажды он рассказал нам о своём хобби — коллекционировании газет с опечатками, и о главном шедевре своей коллекции. Это был номер можайской районной газеты (не помню названия, допустим, "Можайская правда"). Номер был от 25 апреля. На первой странице помещалось объявление о том, что весенняя сессия районного Совета депутатов откроется 26 марта. Передовая статья венчалась огромным заголовком "Начался сев озимых". Для тех, кто далёк от сельского хозяйства: "озимые" называются так потому, что их сеют осенью, под зиму. В самом тексте передовицы говорилось, что в почву своевременно внесена минеральная вода (обычно вносят минеральные удобрения). На второй странице помещалась статья, посвящённая предстоящему 160-летию Карла Маркса. Статья сопровождалась портретом Фридриха Энгельса. И это только самые яркие очепятки этого номера!
"Думаете, как мог появиться такой номер? — спросил нас Мешков. И пояснил.
— Календарь в том году выдался трудный. 22 апреля был ленинский коммунистический субботник, 23 апреля — Пасха, 24 апреля — открытие охотничьего сезона. Подряд три дня жестокой пьянки! А 25-го вышла эта газета…. "
* * *
Жара, Манхэттен, пробка. Камри ползёт так медленно, что кажется — можно выйти, сходить за кофе и догнать её пешком. Вокруг бесконечное море машин, клаксонов и людей, которые уже давно сожалеют, что родились не голубями.
Сижу я такой, мучаюсь: лобовое стекло в разводах, солнце бьёт прямо в глаза. Думаю: "Да что уж там, помою". Нажимаю
на рычажок — и в этот миг моя форсунка решает вспомнить своё истинное предназначение. Не просто пшикнуть, а выстрелить. Как будто в прошлой жизни она была гидрантом пожарной части Нью-Йорка.
Перед стеклом — Ниагара. И прямо за мной, в двух метрах, — кабриолет. Открытый. Очень открытый. Настолько открытый, что я успел увидеть выражение их лиц в зеркале. Это было что-то между:
"Ну прекрасно" и "Парень, ты серьёзно? "
Я, конечно, сделал вид, что ничего не заметил. В пробке все чем-то недовольны, мало ли что. Но тут происходит неожиданное: вокруг, из трёх рядов, начинают поднимать головы водители. Видят, что случилось. И… ржут. Настоящий хор поддерживающего смеха.
И тут я понял: шоу нужно продолжать.
Ну а что? Раз людям нравится — надо радовать.
Я ж профессионал в создании настроения.
Пшик!
Кабриолет снова получает лёгкий летний душ.
Соседи по полосам — аплодисменты, смех, кто-то снял на телефон.
Пробка оживает. Люди улыбаются.
Кабриолет — нет.
Водитель смотрит на меня с таким лицом, будто я лично отменил ему отпуск. Пассажир сидит, как мокрая хлебная крошка, в шоке от того, что Нью-Йорк — это, оказывается, город не только больших возможностей, но и неожиданных душевых.
Я делаю последнее контрольное промывание, зрители довольны, пробка едва не разошлась бурными овациями — и мы наконец-то начинаем двигаться.
Кабриолет объезжает меня, водитель косится зло. Но мне кажется… кажется, что пассажир уже начал высыхать и слегка улыбается. Может, потому что в такую жару освежиться — это наоборот подарок?
А я понял одно: иногда достаточно одной Камри и сильной форсунки, чтобы подарить людям шоу лучше, чем Бродвей.
* * *
Живу я в Ганновере — городе, где велосипеды чувствуют себя важнее машин, а люди настолько спокойные, что даже светофоры не торопятся переключаться.
Еду я после работы домой: ветер в лицо, мысли где-то на уровне "хочу чаю", и вот — как всегда — заезжаю в магазин. Велосипед пристегнула, как примерная гражданка. Сумочка маленькая, аккуратненькая,
на багажнике лежит.
И только в магазине, стоя перед полкой с шоколадом, меня внезапно осеняет как молнией:
— СУМКА!
— Где?
— На улице!
— С чем?
— Со ВСЕМ!
Ключи от дома, от работы, телефон, портмоне — короче, "комплект для полного переселения в лес".
Вылетаю я из магазина.
На улице — картина маслом:
У моего велосипеда стоит женщина. Стильная. Спокойная. И сторожит мою сумочку так, будто охраняет государственный секрет Германии.
Увидела меня, улыбается и говорит:
— Я подумала, что вы вернётесь. Это ведь важно.
Я стою, смотрю на неё и пытаюсь решить, что у меня сильнее: облегчение, что мои ключи не уехали, или шок, что такие люди действительно существуют.
Я ей благодарю-благодарю, чуть не поклонилась как в Японии, а она:
— Не волнуйтесь. В Ганновере сумки не крадут. Их просто берегут.
Вот так я познакомилась с ганноверской Хранительницей Сумочек.
Люди, будьте добрее. Улыбайтесь. И проверяйте, пожалуйста, что вы оставили на багажнике.
* * *
Болид в ночном небе: Владимир Иванов и цена роли Олега Кошевого
Для зрителей старшего поколения, чья юность пришлась на советские годы, чёрно-белая "Молодая гвардия" 1948 года — не просто фильм, а часть личной памяти и гражданского становления. В этом ряду бессмертных образов роль Олега Кошевого, одного из юных вожаков краснодонского подполья,
в исполнении Владимира Иванова, стоит особняком.
Финальная сцена казни молодогвардейцев — одна из самых душераздирающих в истории отечественного кино. Игра Иванова настолько глубока, искренна и пронзительна, что даже сегодня, спустя десятилетия, смотреть этот эпизод без содрогания почти невозможно. Можно пересматривать три четверти картины, но последние кадры требуют серьёзного душевного усилия. Безусловно, все актёры в этой сцене трагически убедительны, но именно Иванов приковывает к себе внимание, становясь эмоциональным эпицентром всеобщего страдания.
Однако за эту гениальную убедительность актёр заплатил высочайшую цену. Он настолько глубоко вошёл в роль, так сросся с образом юного героя-мученика, что не смог самостоятельно из него выйти. Коллега по картине, Инна Макарова, вспоминала, как сопровождала Владимира Николаевича в психиатрическую лечебницу. Даже там, в приёмном покое, на вопрос "Как вас зовут? " он отвечал: "Олег Кошевой" — и рвался продолжать борьбу с врагом.
К счастью, врачам удалось помочь актёру. Он постепенно, мало-помалу, вернулся к профессии, но его карьера уже не была прежней. Следующий фильм, "Земля и люди", где он снялся, вышел лишь спустя семь лет. С тех пор Иванову, как это часто бывает с актёрами, пожизненно отмеченными одной звездной ролью, доставались в основном роли второго плана.
За исполнение своей самой яркой и трагической роли Владимир Иванов был удостоен Сталинской премии в 1949 году. Ушёл из жизни актёр 24 января 1995 года, в возрасте 70 лет.
Но даже если бы за всю свою жизнь он сыграл только одного Олега Кошевого, его след в истории отечественного кино остался бы неизгладимым. Подобно яркому болиду, вспыхнувшему на ночном небе, его творчество оставило свет, который и сегодня обжигает сердца зрителей.
разное ещё..
