Конец восьмидесятых. Развал и бескормица вовсю набрают силу, но Союз пока ещё как бы жив, КПСС ещё вроде бы руководит и направляет, панимашь.
В последний, кажется, раз наша лаборатория получает снаряжение для полевых работ. Стою у кладовки, заваленной оборудованием, задумчиво бухтую — наматываю на руку толстую, так называемую "основную" верёвку. Мимо по коридору идёт парторг института. Ехидно оглядывает меня, моток верёвки, подленьким голосом спрашивает: "что, думаешь, пора? " Я ему без какой-либо паузы задушевно так отвечаю: "да ладно, чего уж, погуляй пока... ещё команды не было". |
09 Jun 2011 | Аркадий |
- вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Однажды моя тётя рассказывала о своём детстве. Случилась эта история в голодные послевоенные годы. В родной деревне была только начальная школа, поэтому продолжали учёбу в соседнем селе, где была семилетняя школа. Интерната при школе не было и жили у кого-нибудь на квартире. Моя тётя с подружкой жили у одних стариков. Когда садились есть, дед доставал из буфета небольшую баночку, тонким слоем мазал что-то на хлеб и ел приговаривая: — "Эх хороша! "Подружки решили, что это что-то очень вкусное и, наверное, дорогое, потому что слой на хлебе был тонким. Очень хотелось попробовать и однажды, когда они остались в доме одни, достали баночку из буфета, взяли по маленькому кусочку хлеба, намазали потолше и съели. Вот тогда стало понятно, почему дед лакомства много не ел — горчица и вправду была хороша.
Когда я учился в школе, в 9-м классе, к нам перевели второгодника. Хоть и прошло очень много времени фамилий не пишу. Вовку. Балбес был еще тот.
Посадили его на "камчатку". А для его исправления рядом с ним нашего комсорга Любочку. Скромная такая девчоночка. Как то раз Вовчик говорит нам, что сегодня на уроке его член Любочка потрогает. Как? , он не
Холодильники, которые напоминают о незакрытой двери разными звуками, есть у всех. Но у моей подруги холодильный агрегат молвит человечьим голосом. Да еще на хохлядской мове.
А узнал я об этом ночью, после доброй гулянки, когда голова существует почти отдельно от туловища. Стою перед открытым холодильником и пытаюсь понять, где находится что-нибудь холодное и жидкое (сушняк однако). И тут откуда-то сверху до меня доносится нежный женский голосок:
— Будь ласка, зачыны.
— ШО? – непроизвольно выскользнуло из моего сознания звукосочетание.
Если б нервы были послабже – точно в дурку загремелбы.
Еще одна история про Никиту Богословского. Он вообще пошутить любил, причем иногда весьма опасно, в опасные времена.
Рассказывают, что еще в сталинские годы, когда у Леонида Утёсова был очередной юбилей, ему пришла огромная посылка, — здоровый, сколоченный из досок ящик, размером со средний шкаф. Он удивился, прочитал приложенное поздравление, откуда и узнал, что деньрожденный подарочек от
Богословского. Никита уже тогда славился неожиданными поступками, и
Леонид Осипович сильно напрягся. Когда же доски взломали, он просто обмер от ужаса: это была гипсовая статуя Сталина, в натуральную величину. Слава Богу, что никто, кроме домашних, этого явления не видел.
Что делать-то!? Хранить такое дома? Уж у кого, а у Утёсова на счет вождя народов иллюзий не было, как и у всех знакомых его круга. Если они такое в его доме увидят, то рейтинг утесовский сильно упадет в их глазах. Выбросить? Донесут тут же, и никакие регалии и заслуги не спасут. И Утёсов нашел выход...
Каждый день он откалывал от статуи несколько кусков, дробил их, а потом проворачивал в мясорубке, до порошка. И все это потихонечку выносил на помойку. История умалчивает, сохранились ли у него после этого с
Богословским человеческие отношения...