В уже далёкую сейчас перестройку приезжала к нам в город делегация парижских транспортников. Были в то время такие поездки по обмену опытом. В числе всего прочего французы посетили наше автобусное предприятие и меня привлекли ими заниматься.

Гости осмотрели наш автопарк, прошлись по разным цехам, а после было собрание, где наш директор делал доклад, приводил какие-то наши нормы, показатели и т. д.

Парижане слушали внимательно, активно обсуждали все цифры, а особенно их заинтересовал процент оплаты билетов нашими гражданами. У них, как выяснилось, это серьёзная проблема, многие французы просто не платят за проезд. Кто-то из-за отсутствия средств, молодёжь в качестве развлечения, люди постарше в знак протеста против государства и так далее.

Что только они не пытались делать — ставили специальные турникеты, заставляли платить при входе, разрабатывали различные проездные, увеличивали штрафы и штат контролёров, проводили лотереи по номерам билетов – ничего особо не помогало.

Наш директор объяснил, что за собираемость денег у нас отвечают кондукторы, на что французы попросились посмотреть на их работу. В итоге, меня с одним из гостей и переводчиком, весёлым молодым парнем, послали проехаться по одному из наших маршрутов.

На выезде как раз стоял "пятнадцатый", куда мы втроём залезли, и наш автобус вырулил на линию. На первой же остановке нас ожидала огромная толпа пассажиров. Была осень, когда большую часть автобусов забирали на сельхозработы, и немногие оставшиеся народ брал отчаянным штурмом.

Когда подошла наша "пятнашка", то вся эта толпа кинулась к дверям автобуса. Все толкались, спеша занять сидячие места и с нами никто не церемонился. Нас закрутил людской поток и вскоре, не успев опомниться, мы уже стояли плотно прижатые друг к другу, так, что трудно было дышать. Буквально за какую-то минуту автобус был забит под завязку. Француз с интересом смотрел на происходящее и что-то тихонько щебетал.

— Чего говорит? – поинтересовался я у переводчика.

— Взятие Бастилии поминает – улыбнулся тот.

И тут, словно от небольшого землетрясения, по автобусу прошла волна – от водителя в переднюю дверь вошла кондукторша Нинка — рослая и тучная тётка, метра два в обхвате и весом примерно с центнер. Она молча протиснулась на своё место, согнав оттуда какого-то пенсионера, мрачно оглядела битком набитый автобус и громко заявила хриплым голосом:

— Значит, так…. или сейчас все передаём на проезд, или я пойду по салону…

Прозвучало это весьма угрожающе, а по сути, это был просто ультиматум. Представив себе эту сцену, больше похожую на массовую пытку, народ разом, как по команде, полез за деньгами, дружно передавая их вперёд. Видя такую небывалую людскую гармонию, наш француз удивлённо округлил глаза и начал что-то выспрашивать у переводчика. Видимо, интересовался, что именно сказала Нинка.

Переводчик что-то пробулькал французу в ответ, потом подмигнул мне и прошептал:

— Сказал ему, кто не оплатит проезд, того на "конечной" она сдаст в КГБ.

Француз посмотрел на нас заметно посерьезневшим взглядом, потом быстро достал из кармана бумажник и, опасливо покосившись на Нинку, робко спросил у переводчика:

— Комбьен?

Люблю экзотических животных. Сейчас у меня живет лиса, две енотки, сурок и белка. И есть одна вещь в отзывах окружающих, которая вымораживает меня прям бешено.

"Отпустите их на волю, они должны жить в лесу, им плохо". Я даже не комментирую то, что мои животные домашние и "в лесу" не выживут. Но с чего эти тупые люди взяли, что на воле хоть кому-то может быть лучше? Домашняя лиса живет 15+ лет, а дикая — 3-5. Сурок, которому организована спячка, проживет дома 15-20 лет, на воле — 4-6. Умирают дикие животные не от старости. Они дохнут с голода, мучаются болезнями, их загрызают хищники и паразиты. Моя девятилетняя лиса "на воле" сдохла бы уже трижды. В каком месте ей там было бы лучше? Выпустить бы таких советчиков на волю. В тайгу. Так и быть, с ножом, спичками и одеялом. Лет через пять, если выживут, спросить, как им там, на воле-то?

Мой первый пес кошек игнорировал в принципе. Те, кто посмелее, могли шипеть, выгибать спину и махать лапами буквально в нескольких сантиметрах от его носа, он же просто лежал или шел по своим делам. Самое интересное, что ни одна не пыталась атаковать...

И вот как-то зашли мы в гости к моей тете. А у нее в это время жил здоровенный белоснежный

Товарищ у меня музыкант (рассказываю с его слов). Его голубая мечта была — играть в кабаках (сбылась — играет). Как-то сидел он и сотоварищи без работы и предложили им поехать в какую-то деревню сыграть на каком-то концерте. Ну, деньги надо — поехали. Когда прибыли, то обнаружили, что у саксофона погнулся клапан. Обратились к местным жителям за помощью и те указали на какого-то Петровича, который жестянщик от бога. Пришли к нему, показали инструмент, объяснили, что надо. Но Петрович выслушал не особо внимательно, поелику был занят какой-то хренью. Пообещал, что утром инструмент будет готов. Утром, приходит Петрович и матерится по поводу урода, который догадался его так согнуть. Кричал, что промучился всю ночь, но отремонтировал. Когда он вытащил из мешка инструмент, народ выпал в осадок — он выровнял саксофон до абсолютно ровного состояния:)

Преамбула.

Встретились в море три корабля — британский, советский и американский. Собрались капитаны за коньяком с сигарами и стали спорить, чьи моряки самые смелые.

Британский капитан вызвал матроса и приказал:

— Джон, залезь на мачту и прыгни в воду!

Тот залез, прыгнул, вылез из воды и пошёл переодеваться.