На съёмочной площадке

История создания этого фильма началась со сценария к пьесе в 1971 году. Его написали в соавторстве Эльдар Рязанов и Эмиль Брагинский. По словам Рязанова ему просто нужны были деньги, так и появилась пьеса, состоявшая из 2 частей "Сослуживцы" и "Родственники". Пьеса очень понравилась зрителям и каждое выступление проходило с аншлагом.

После успешной премьеры фильма "Ирония судьбы, или С лёгким паром! " 1975 года, перед Рязановым стояла дилемма, какой же фильм снимать следующим. Тогда он и обратил внимание на 1-ю часть своей пьесы – "Сослуживцы". Существует версия, что Эльдар Александрович это сделал, потому что ему очень не понравился двухсерийный одноимённый фильм-спектакль, показанный по центральному телевидению, показанный в 1973 году.

Из "Иронии судьбы" режиссёр взял полюбившегося всем Андрея Мягкова. Актёра загримировали очками и усами, чтобы не вызывать в зрителе ассоциации с предыдущим персонажем.

В образе Людмилы Калугиной режиссёр видел только Алису Фрейндлих. Она понравилась Рязанову ещё на пробах "Гусарской баллады", но тогда не подходила по типажу. "Страшненькие" вещи для персонажа искали по всему "Мосфильму". Но образ никак не хотел сформировываться, пока один из членов съёмочной бригады не принёс старые очки своего родственника, которые окончательно сделали из актрисы "мымру".

Верочке, персонажу Лии Ахеджаковой, должны были дать в пару реального мужа. Персонажа должен был сыграть Александр Фатюшин, и даже было отснято несколько сцен, но актёру срочно потребовалась операция. Поэтому Фатюшина можно заметить только в 3 маленьких эпизодах фильма.

Олег Басилашвили очень хотел получить роль Новосельцева. Актёру совершенно не нравилось играть персонажа-подлеца...

Съёмки фильма заняли 63 дня, и почти все проходили в декорациях "Мосфильма". Чтобы фильм не получился очередным телеспектаклем – Рязанов вставил в него фрагменты съёмок улиц Москвы…

"Служебный роман" вышел в кинопрокат 26 октября 1977 года.

За первый год проката картину посмотрело 58 400 000 зрителей в СССР..

После отбытия целиком второго тюремного срока и реабилитации Каплера восстановили во всех правах, и уже с 1954 года он вёл сценарную мастерскую во ВГИКе. В урочный час и с надлежащей торжественностью решили вернуть ему орден Ленина, полученный ещё перед войной, в 1938-м. Алексей Яковлевич взял награду в руки, перевернул и посмотрел номер. "Это не мой орден", — сказал он, удивив благодетелей своей памятью. И пояснил:

— Если это новый орден, то получается, словно вы меня награждаете. А за что? Если есть возможность вернуть мне мой орден, буду признателен, а новый принять не могу.

Нетрудно представить себе смущение, досаду, недоумение, а может быть, и обиду решивших осчастливить, наконец, человека, ни за что отбывшего десять лет в неволе. И вот, вместо благодарности такой афронт. Реабилитированные генералы с почтением принимали, что дают, а этот... А этот — номер помнит! И представьте себе, нашли благодетели орден, тот самый, с номером, сохранившимся в памяти орденоносца. Вроде как и орден, разлучённый с орденоносцем, был вызволен из заточения.

Лев Дуров рассказывал. Что Никулин, что Ширвиндт – жуткие люди, оба негодяи. Я, например, никогда не ношу галстук. Знаете, почему?

Однажды мне позвонили по телефону и сообщили, что я награждаюсь каким-то орденом, и должен приехать в "Белый дом" в назначенный час 24 апреля.

Я вымыл шею, надел галстук, и поехал.

Приезжаю, а часовые

Демосфен слыл в Элладе очень порядочным. Речи его были суровы. Народ в собрании на Агоре привык, что ораторы говорят с ним льстиво, и роптал. Демосфен сказал: "Афиняне, вы будете иметь во мне советника, даже если не захотите, но не будете иметь льстеца, даже если захотите". Главный враг Демосфена, Филипп Македонский, сравнивая его с его учителем Исократом, говорил: "Речи Исократа — атлеты, речи Демосфена — бойцы". Подкупить Демосфена, чтобы он выступал за неправое дело, было невозможно. Ему платили только за то, чтобы он молчал. Один актер похвастался: "За один день выступления мне заплатили талант серебра! "Демосфен сказал ему: "А мне за один час молчания заплатили пять талантов серебра". Чтобы уклониться от речи, он говорил, что у него лихорадка. Афиняне смеялись: "Серебряная лихорадка! "

В новостях услышал, что умер Вячеслав Зайцев. И вспомнил, что в 1987 году, когда мы улетали с женой и сыном в загранкомандировку на 2 года  в Индию, в аэропорту в ожидании посадки в самолёт, я с Трофимом присели попить лимонад в кафешку. К нам за столик с нашего разрешения подсел мужчина. По совету моих бывалых товарищей я кроме лимонада заказал десяток баночек сгущённого молока, чтобы прихватить их с собой в Индию. Заинтерисованному Зайцеву я рассказал байку о том, как повар на подводной лодке, когда затупился консервный нож открывал банки со сгущённым молоком щелчком по днищу банки средним пальцем правой руки. Я умел убеждать людей и он, удивлённый, раскрыл рот и поверил. Когда мы с Трофимом вернулись к нашей маме, она спросила:

— А ты знаешь, с кем ты сейчас разговаривал?  

— Нет.

— С модельером Вячеславом Зайцевым.