главное, Акбар Абдулла. Вот так и зовут. Родился он где-то на аравийском полуострове, но с детства в Штатах рос.

Пришел он ко мне не просто так, он очень хотел наукой позаниматься. О том, что такое наука и исследования, он представления на тот момент не имел никакого, но энтузиазма было хоть отбавляй.

Ладно, пришел так пришел, я ему проект предложил: "А давай, — говорю, — Акбар, мы с тобой диабетикам поможем? Вот есть у меня кое-какие мыслишки, как забацать способ доставки им инсулина, да такой, чтобы диабетики уколами себя мучать перестали, от слова совсем? "

Акбар почесал свой арабский нос, потом сказал:

— Давай паможим балным лудям!

На самом деле, при нормальной беседе у него акцента почти не ощущалось, но когда он начинал волноваться, этот самый арабско-кавказский акцент выпрыгивал откуда ни возьмись.

Но, слово сказано, так что припахал я его на синтез вещества, на котором у меня до этого два аспиранта сломалось. Объяснил:

— Акбар, без этого вещества ничего не выйдет, понимаешь?

— Панымаю, — ответил разволновавшийся Акбар, и пошел изучать, как такое чудо можно изготовить.

Я ему помогал, конечно, основы работы в синтезе органических соединений поставил, но это все ерунда. Я и аспирантам до этого много что показывал, толку только было чуть. А Акбар за две недели, абсолютно с нуля взял, да то что нужно и сготовил.

Приходит ко мне в кабинет, и аж дрожит:

— Дэржи, — говорит, — вот вэщэство, будэм лудям памагат! — И зенки, главное, сияют.

Я его, конечно, осадил мальца, говорю:

— Людям рано пока помогать, давай все контрольные эксперименты проведем.

А тот еще больше сияет:

— Канэшна давай, можна я дыван в лабараторий прынесу толка? Нэ хачу врэмя тэрать, дамой ноч йэздыт, буду на дыван в лабараторый спат пака экспэрымент!

— Да неси, конечно, хрен с тобой.

И ведь припер. Устроил диван в лаборатории, рядом с собой будильник поставил, каждые полчаса просыпался, чтобы результаты записывать, а потом опять валился на диван без задних ног. Вот такая двухметровая арабская детина.

Его усилия оправдались, все эксперименты показали то, что мы хотели.

Ну что же, новый этап, я ему говорю:

— Акбар, надо эксперименты на мышах сделать, посмотреть, как это все работает.

Акбар в ступоре:

— Как на мишах?! Ми их будэм убиват патом, да?

— Будем, Акбар, а куда деваться?

— Эх, давай твой мыш тагда!..

И ушел работать к моему коллеге, который мышами заведует.

... Восемь лет с тех пор прошло. Опубликовали мы статью со всеми результатами, а Акбар тем временем закончил свой университет.

И вот, является ко мне недавно, сразу меня облапил, потом говорит:

— Валодя, я ведь раньше сабирался на доктара пайти, но после твоей лаборатории я понял — доктора, они ведь людей лечить умеют только тэм, что для них другие делают, а я тэперь хачу сам новое создавать!

И создает. Профессор, на одной из самых продвинутых кафедр биомедицины в США. Туча патентов, некоторые уже востребованы, а дальше больше будет. Акцентик вот только у него остался: небольшой правда совсем, волнуется он теперь редко.

Вот такой вот араб-детина. А я им горжусь, как собственным сыном.

— Подходит...

Входит завкафедрой, профессорша.

— Софья Марковна, вот вы доктор наук! "Полный крах всех надежд? , шесть букв, вторая "и"?

— "Пи[c]ец"! Однозначно!

— Ну не может же быть в российской газете — "пи[c]ец"!

— Сейчас все может быть!

Входит аспирантка Машенька, юное невинное созданьице.

— Вот молодежь все знает! Машенька, полный крах всех надежд, шесть букв, вторая "и"! У нас только один вариант — "пи[c]ец"!

Машенька краснеет до корней волос и шепчет:

— Фиаско.

Остальные хором:

— Ну пи[c]ец!

А теперь история: Разгадывал я кроссворд, и что удивительно, именно в "Российской газете". И попадается мне там "мохнатое золото". Полез в интернет. Интернет сообщил, что "мохнатое золото" — это девушки эскорта. Не подходит. У многих спрашивал, множество скабрезностей наслушался. И только одно юное невинное созданьице открыло мне глаза, что "мохнатое золото" — это пушнина.

свой предмет был влюблен самозабвенно. Особенную слабость испытывал к Гомеру. И от студентов требовал знать материал в мельчайших деталях — хорошо хоть не на древнегреческом, удовлетворялся и простым русским. Вопрос мог задать самый неожиданный: ни в каком учебнике, ищи — не ищи, ответа не найдешь. Ну, а среди студентов много ли найдешь тех, кто способен увлечься творениями какого-нибудь Эсхила или Аристофана — древнего грека, благополучно помершего тогда, когда еще Иисус Христос не родился? Естественно, студенты, справедливо полагая, что в жизни им этот предмет ни единого раза не пригодится, норовили в лучшем случае прочитать хрестоматию, считая, что этого вполне достаточно. А в худшем — и вовсе безбожно прогуливали лекции, полагясь на русский "авось". Итак, наступает момент "расплаты" — экзамен. Очередной студент достаточно бойко пересказывает то, что в учебнике написано по поводу "Одиссеи" Гомера. И вдруг коварный преподаватель задает вопрос:

— А как звали любимую собачку Одиссея?

Студент понимает, что о-о-очень крупно влип, поскольку этих сведений в учебнике точно не было, а "Одиссею" он, естественно, не читал. А если бы и читал, то все равно ответа бы не вспомнил — для этого "Одиссею" нужно не просто читать, а знать наизусть — ну, или, по крайней мере, очень близко к тексту. А что делает студент, когда он не знает ответа? Он ловит подсказку. И, поймав долгожданную подсказку, ляпает от души:

— ЛАПИДУС!

— Что-о-о?..

ЛАПИДУС — это была фамилия грека-преподавателя. Студент об этом понятия не имел. Мораль: если не знаешь, чего ответить, лучше так честно и скажи: НЕ ЗНАЮ! А когда идешь сдавать экзамен, то хотя бы узнай заранее фамилию-имя-отчество преподавателя.

(Для тех, кому интересно: любимую собачку Одиссея звали Аргус. В древнегреческой мифологии это — имя стоглазого великана-охранника, так что древнегреческое имя "Аргус" по смыслу соотносится с русским "Трезорка". Найти конкретно эту строчку в "Одиссее" практически невозможно, даже если знать, что ищешь.)