Наверное, я ретроград. Как то не в состоянии я углядеть эстетику в татуированных бабах. Собственно, и сам не грешил наскальной живописью даже в армии-где это стало повальным увлечением. Там народ мозолил свое чувство прекрасного не покладая. Извращался кто как мог. Героические призывы, грозные аббревиатуры, знамена, безграмотные
цитаты на латыни, группы крови и инвалидности покрывали могучие тела защитников Родины. Особо продвинутые пытались воспроизвести на грудях лики дам сердца. В целях запугивания вероятного противника, полагаю. Потому как в рукопашной успей рвануть тельник до пупа-враг будет разбит, победа будет за нами. Деморализованный чудовищной харей супостат сам упадет- от ужаса, либо от хохота.
Я же взирал на эти муки творчества несколько отстраненно, как на массовый психоз.
Если изнасилование военной формы к дембелю или изготовление дивных дембельских альбомов я относил к легкому умоисступлению, то склонность к саморазукрашиванию считал тяжелым поражением головного мозга.
Потому как форма-ну это только народ смешить по дороге, да патрули радовать, а дома — две бутылки в харю с порога-и дизайн вполне соответствует внутреннему содержанию. Потом немного валяний по глинистым канавам-и от местных калдырей героя можно отличить лишь приглядевшись, а кто, спрашивается, будет вглядываться в лежалую пьянь?
С альбомами последствия еще легче- их дело годами собирать антресольную пыль и таить под ее толстым слоем правду о психозах хозяина.
Но с татукретинизма так просто не слезешь: либо освежеваться придется, либо на всю жизнь утвердиться в мысли, что все было не зря. Заколотив в себе досками дверь эволюции.
Одно хорошо-одиночество тут не грозит.
Удивило то, что заболевание сие косит и прекрасный пол, причем в тяжелой форме.
На Патриках мы со Смолиным хмуро наблюдали анамнез одной общей знакомой.
...
Милая рыжая еврейская девушка Люся радостно щебеча, показывала нам жопу.
Там резвился маленький дельфинчик. Люся молила глазами о похвале-мы малодушно одобрили. Чо уш. Деньги плочены, взад зад не вернешь в первозданность-остается только хвалить. Идиоты.
Через месяц дельфинчик мутировал в паучка-побольше размером. Потом в располневшую до полной нелетучести колибри. Затем на Люсиной жопе побывала, постепенно увеличиваясь в размерах, вся передача "В мире животных"
Я советовал набить на соседнее полужопие Николая Дроздова, что б приглядывал за зверинцем.
Через год по Люсиной ноге струился и извивался здоровенный пупырчатый спрут, надежно охраняя от покушения Люсину расщелину. Налитое кровью ярое око чудовища злобно пялилось на мир с Люсиного лобка, отбивая всякие фривольные мысли.
Кончилось все это и печально-предсказуемо: Люся вышла замуж за мастера тату-салона и сама стала кольщицей.
Вслед за Люсей эпидемия скосила бабу Смолина. Все по накатанной- "Смотрите, какую ящерку я на пупке наколола! "
Мы с Олегом хмуро переглянулись. По Люсе мы уже знали, что словами делу тут не поможешь-процесс не остановить.
Жаль бабу. Развесистая такая. Была.
Но.
Я недооценил Смолина.
— Ната! Такое дело надо обмыть!
— Я не против!
— Отлично.
Олежек упоил подругу до полной отключки, после чего на всю ночь заперся с ней в спальне.
Утром меня разбудил дикий вой.
С трудом разлепив очи, я обнаружил синюшного оттенка урку, что бесновался в коридоре.
— Ты откуда сбежал, синенький? И почему голый?
Урка завизжал и забился в падучей. Только тут я понял, что это не самец коренного обитателя тюрьмы, а его засиженная самка.
Х[рена]се сколько ходок.
Раз, два, шесть, да не вертись ты, дай купола посчитать... Мдя... заслуженная тетя...
Резкая отрицала. Тут тебе и "СМЕРТЬ ЛЕГАВЫМ ОТ НОЖА" по правому борту начертано, и "ЛЯГАВЫХ [дол]бУТ ДАЖЕ ИДОЛЫ" -по левому.
О как! А такого я доселе ни разу не видел.
Новое слово в Лениниане с прищуром глядело на меня с ее живота. Прям как живой, Ильич.
Талантливо изображен, реалистично. Подстриженный клинышком лобок прекрасно справлялся с образом бородки вождя мирового пролетариата.
Зэчка тем временем поднялась, подползла к зеркалу и, вглядевшись, начала исступленно биться в него головой. Пора вмешаться-а то расшибет еще.
Аккуратно(ну нах[рен] ее злить-судя по эполетам и пробитой кинжалом шее, она мстительная) оттаскиваю марамойку от трюмо.
Е[ж]та.
— Натаха -ты?!
— На меня таращит очи Смолина зазноба. На лбу крупно: "РАБ КПСС". На веках "ОНИ УСТАЛИ"
Из спальни, почесываясь, появляется хозяин.
— А, Натусь, привет! Чего шумишь?
Тата, не говоря худого слова, вцепляется миленку в рожу. Еле оторвали.
— Не ну а чо? Ната, ты ж все равно к этому пришла бы-так чего тянуть? Вон, на Люсю посмотри! На нее глядючи и мусульмане крестятся. А у тебя вполне. В уважухе будешь.
На улице х[рен] кто тронет-ты теперь в авторитете, от изнасилования защищена навек!
— Аууууу!
— Ладно, не вой. Смоются твои партаки. Это химический карандаш. (Смолин в подтверждение высовывает синий язык) Всю ночь старался. Аж жаль.
Натаха срывается в ванну.
Линяла Тата с неделю. Смолина бросила. Но и татуировки тоже.
С тех пор, как вижу на бабе тату, хочется посоветовать набить ДШБ на плече и "РЕЖЬ АКТИВ, БЕЙ СУК" на груди. Для эстетической завершенности, что ли.
К чему это я все тут наплел? Да жена намедни обмолвилась, что тату-это модно и стильно.
Никто не знает, где можно химический карандаш купить?
Аминь.
