Дело было в Узбекистане, в Чирчике. Разгар лета. Выходной день. Автовокзал рядом с базаром. Сельский народ в основном местной национальности разъезжается по домам с полными сумками в руках, тазами на головах, детьми на прицепе.

Автобусы всех пригородных направлений набиты до предела. Жара под сорок градусов. Кто бывал летом в пригородных среднеазиатских автобусах, тот знает какой запах там стоит. Ну народ местный, бывалый и не к такому привычный.

Мужчины едут в узбекских ватных халатах — чапанах, в национальные кожаных сапогах с калошами, женщины в длинных платьях, замотавшись платками.

Потеют все, в общей тесноте не протолкнуться, не пошевелиться, а дорога не близкая, петляет под палящим солнцем. Автобус старенький, раздрызганный, от явной перегруженности ревёт на подъёмах разогретый двигатель, добавляя температуру в салоне до запредельной. Водитель в микрофон призывает пассажиров передавать за проезд, так-как его заработок напрямую зависит от дневной выручки. Пассажиры которые спереди вяло передают. Сзади народ спрессован значительно плотнее и активности не проявляет, вероятно, полагая, что за такой проезд впору с шофёра доплату брать. Шофёр от вежливого тона переходит к скандальному и грозит остановится и начать всех обилечивать. Но все знают, что это только разговоры и оплачивать не спешат, ссылаясь на тесноту. А тем временем, было пару остановок, народ выходил и с задней площадки в том числе. Водитель видит, что от него уходят живые деньги. И трогаясь с очередной остановки громко объявляет в микрофон: — Если задняя площадка сейчас же не начнёт передавать деньги за проезд, включаю отопление.

Николай?

Как-то по весне, после долгого перерыва, собрались мы с товарищами прокатиться к известному в наших краях озеру. На велосипедах (ПостоЛеша, привет). Сотоварищи юзают велики на постоянной основе, а я — так, в прогулочном режиме, для души. Маршрут был по полям и просёлкам, туда-обратно 75км. Оделся я "по-колхозному", никаких там обтягивающих

На фоне обсуждения пьянства и сухого закона в России вспомнился случай.

Были в Японии, в Токио и в других городах. Не буду называть это пьянством, но выпивающей молодежи там много, особенно в столице. Автоматы по продаже напитков достаточно распространены как в городе, так и в глухих парках (и как только электричество подвели только к одному автомату в лесу).

Утром на работу идут с баночками, днем и вечером тоже с напитками. Но культура есть культура:

В старой части города, по узкой улочке навстречу шел не сильно пожилой японец. Не бомж (бомжа один раз только видели, и то в приличном виде). Так вот, шел японец пошатываясь, немножко и тихо пел себе под нос песенку. Никого не трогал, просто брел домой наверное. Не то, что был выпимши в хлам, но в глаза сильно бросалось. Увидев европейцев, идущих навстречу, он в раз переменился. Остановился, выпрямился, перестал петь. Его перестало штормить и качать. Собрав волю в кулак, он перестал быть пьяным на то время, пока мы дошли до него и прошли мимо. Пару раз обернулись — он стоял в той же трезвой позе и ждал, когда мы скроемся в толпе.

Сила дури.

В далекие голодные времена я с подругами челночила из Туркмении в Польшу. Однажды на Крещенские морозы пришлось ночевать в Москве у моей тетки. Адрес и план своего дома она мне написала еще летом — от остановки автобуса идти поперек пустыря к третьему справа подъезду.

Ночь. Снега навалило с мой рост... Мы видим вдали цель — подъезд! Одеваем стопудовые рюкзаки и... пошли вперед!

Часа полтора мы пробивали тоннель в толще снега. Падали, материли всех и вся, начиная с правительства, заканчивая их единоутробными братьями — нашими мужьями-скотами ленивыми. Пришли злые, мокрые, уставшие..

Утром тетка спрашивает — Это не вы ли поперек пустыря перлись? Весь дом удивляется — кругом дорожки прочищены и песком посыпаны, а три бабы с баулами и матами полночи спать не давали... зачем-то через снег ломились! Еще и обсуждали кого-то из правительства..

Мы глянули в окно. Через пустырь виляла лохматая тропинка. По ней шли люди к остановке. Все-таки доброе дело мы совершили в состоянии обостренной дури!!

Людмила Петрушевская, драматург и писатель, рассказывает:

"Вот какая случилась трагикомическая история на похоронах великого Олега Ефремова.

Театр был переполнен своими, люди вереницей шли на сцену прощаться. А на улице у театра стояли огромной толпой. В зале было душновато, и вся обстановка сжимала сердца, и одному из актеров стало плохо. Я говорю о том, чего никто не видел — почти незаметно больного вывели, работники скорой ведь ездят на вызовы не в белых халатах.

А продолжение было — представляете? Из парадных дверей театра в город выносят носилки с человеком.

И толпа начинает плакать и аплодировать!

Многие впервые участвуют в такой траурной церемонии. Люди неопытные и взвинченные. Думают, что вынесли Ефремова.

И человек с носилок в ответ поднимает руку в знак приветствия (Это был замечательный артист Игорь Ясулович).

Тут бы чувствительным зрительницам впору было бы и упасть в обморок: Ефремов ожил!

Никто ничего не мог понять, но проводили скорую бурными аплодисментами. И, ничего не соображая, разошлись. Переулок опустел. А я вот свела концы с концами и написала. Не может быть, что я одна поняла, что произошло в зале и у парадного подъезда. Или может... "