В продолжение темы про собак.

Много раз встречал своры обычно мелких собак, которые обычно разбегаются, если сделать вид что наклоняешься чтобы подобрать камень или ложный замах, в крайнем случае можно и камень бросить.

Но один раз был случай, что камни может не помогли бы.

Шел в гости автостопом, местность малозаселенная, автобусов не было.

Проходя мимо одинокого дома, заметил внутри 2-3 отдыхающих алабаев, ворота открытые были.

Уже отходя от дома услышал рычание. Смотрю, среди кустов засел еще один молодой алабай и рычит.

В голове быстро промелькнули варианты действий. Побегу — бросится за мной с лаем, может и укусит. Брошу камень, начнет лаять, из двора выскочат другие алабаи, тогда точно не отобьюсь, если только хозяин случайно не услышит.

Решил тогда по другому, подружиться с ним. Начал присвистывать и звать к себе. Он недоуменно посмотрел на меня, но рычать прекратил. Вспомнил, чтобы позвать собаку надо присесть. Присел, продолжил звать. Тут собака сломалась, начала вилять хвостом и всем телом. И так кривя головой, хвостом подошла ко мне, как застенчивая девушка, прям головой к моей голове. Страха что укусит не было. Чтож, собака была неухоженная, ее наверное никогда и не мыли, воняла, но дружить так дружить.

Осторожно погладил по голове, за ушами, под подбородком. Минут пять-десять гладил наверное.

Потом сказал: ладно, я пойду, оставайся.

Попрощался с ним и ушел. Она чуть постояла, потом вернулась в кусты.

Вот так вот разошелся мирно. Руки потом пахли псиной всю дорогу, пока не дошел до места.

В продолжение темы про боксеров и шахматистов. Когда я учился на экономфаке, приятели с инженерного факультета пригласили нас как-то на свою гулянку. Один из них снимал частный дом, в котором все и разместились: нас трое и инженеров человек пять. Через час после начала пьянки двое из них выходят во двор покурить, с ними один наш, парень внешне весьма ботанического вида и умосложения. А время зимнее, да еще и оттепель. Ну, их на радостях и потянуло в снежки поиграть.

Через десять минут с улицы раздаются крики: "йо&анарот, да чо за ху#ня!" Выходим на улицу, там картина: стоит наш чел и ладонями отбивает все снежки, которые в него яростно швыряют с обеих(!) рук два охреневших парня. Немного поржав, сообщаем инженерам, что перед ними вообще-то основной голкипер сборной факультета по мини-футболу, и что они скорее выдохнутся, чем смогут залепить в него хотя бы один снежок.

Пришло мне письмо от городской телефонной станции. Контора эта славится своими конскими ценами (это в эпоху-то мобильной связи и IP-телефонии!) и убогим сервисом. Бла-бла-бла, за вами числится долг аж с 2003 года, не угодно ли оплатить? Все бы ничего, но живу я в этой квартире с 2008 года и телефона тут не было на момент покупки. Решил

Лев Дуров: "У меня была смешная история. Мне с моим Клаусом предстояло ехать на съемки в Германию, в ГДР. Я не знал, что такое выездные комиссии. Я впервые ехал за границу. Лиознова мне говорит:

— Завтра обязательно в райком.

Я отвечаю:

— Я не член партии.

— Неважно. Для того, чтобы поехать в ГДР (где тебя

Мне девятнадцать лет. До прошлого года я не теряла близких людей. Всякие дальние тети, дяди, которых плохо знала, не в счет. Полтора года назад начался кошмар. У дедушки нашли рак. В мае сделали операцию, всё вроде бы наладилось. А в августе с тем же попал в больницу второй дедушка, в октябре его похоронили. Никогда в жизни не забуду папин голос в трубке: "Дед умирает".

Не успела оправиться от шока, как в январе говорят, что и тот дедушка, которому сделали операцию, и все вроде наладилось — безнадежен. Самое страшное, что в тот же день моей тетушке, бабушкиной сестре (у неё нет своих детей, и я ей за внучку) ставят диагноз – рак.

Прошло восемь месяцев. Тетя борется с болезнью, а дедушка высыхает на глазах. И ничем, ничем нельзя помочь! Живу, как на вулкане. Не знаю, с какой стороны ждать беды. Полтора года ни одного спокойного дня. Все мысли только об одном: "Господи, помоги им".

Я стала параноиком, телефонных звонков боюсь до дрожи. В семье периодически истерики. У меня, у бабушки, у тетушки, у мамы. Я зацеловываю деда, обнимаю, а он тайком, думая, что я не вижу, смахивает слезы. Это самые страшные слезы. Я никогда не думала, что такое возможно, что я могу их потерять. Нет, конечно, я знала, что никто не вечен, но так...